Ввиду того что весной 1910 года вопрос с Урной не был еще выяснен, я дал Уганде заводское назначение и случил ее с Молодцом. Когда же я сторговал Урну, то Уганду продал, так как не выносил лошадей с плохой спиной. Летом 1910 года я гостил у княжны А. С. Голицыной и как-то в разговоре узнал, что ей нужна для тройки пристяжка, и обязательно кобыла вороной масти и в седине. Я от души посмеялся над княжной, говоря, что поистине верна пословица: сапожник ходит без сапог, раз Голицына, имея крупный завод, ищет кобылу для езды, и предложил Уганду. Княжна согласилась, и я продал кобылу за 400 рублей, предупредив, что она случена с Молодцом. Уганда осень проходила на пристяжке, когда же выяснилось, что она жереба, княжна ее назначила в продажу за 400 рублей. Кобылу никто не купил, и она ожеребилась на следующий год. Ее дочь, серая кобылка, получила имя Кикина. Уганда была кому-то подарена, а Кикина выросла в голицынском заводе в превосходную и очень резвую кобылу. Она показала рекорд 2.23 и была очень хороша по себе. Теперь Кикина состоит заводской маткой в Хреновском заводе, где занимает одно из первых мест. Я сделал ошибку, продав Уганду, ибо первая же ее дочь показала, что эта матка дала бы в заводе знаменитых детей.
Броня (Раскат – Бандура), белая в полове кобыла, р. 1892 г., завода Грушецкого. Мать Бритвы 5.04,1, Боевой 2.31 и др. Я любил иногда зайти в канцелярию Московского бегового общества, усесться в уголку и, взяв папку аттестатов лошадей, углубиться в чтение. За этим занятием я не только отдыхал душой, не только воскрешал в памяти образы прежних знаменитых рысаков, но и извлекал разные полезные для себя сведения, иногда делал выписки породы наиболее интересовавших меня лошадей. Просматривая в 1910 году папки с аттестатами, я обратил внимание на происхождение одной кобылы завода Грушецкого, дочери Брони. Происхождение самой Брони привлекало меня в самой сильной степени, ибо Броня была дочерью кожинского жеребца, хотя и рожденного уже в заводе жены М. И. Кожина. Этот жеребец по имени Раскат дал резвых лошадей и был весьма интересного происхождения. Мать Брони, коробьинская Бандура, была дочерью моего любимца Гранита графа К. К. Толя и знаменитой Бедуинки, прославившейся своим приплодом. Бедуинка – дочь болдаревской Грозы, а Гроза – дочь Чародейки! Словом, Броня оказалась кобылой исключительного происхождения: она принадлежала к роду Чародейки и совмещала в своей родословной имена таких жеребцов, как Гранит, Бедуин, Горностай, Полканчик, дважды Полкан 6-й, и таких кобыл, как Гроза, Бедуинка и Самка. Принимая во внимание, что приплод Брони бежал недурно, а также что Грушецкий безобразно вел свой рысистый завод, надо признать: Бандура – кобыла выдающаяся.
Кикина 2.26,3
Сделав такой вывод, я решил купить у Грушецкого Броню, а перед тем посоветоваться с Коноплиным, который был не только в хороших отношениях, но и в родстве с Грушецким: двоюродная сестра Коноплина была замужем за Грушецким. Я стал просить Коноплина, чтобы он купил мне Броню, но Коноплин ответил: если только он заикнется об этой кобыле, Грушецкий сейчас же назначит цену в 5 тысяч рублей. Было решено, что я сам попытаюсь купить Броню. Прошло уже месяца полтора, когда я случайно встретил в поезде Грушецкого и сейчас же приступил к делу. Грушецкий выслушал меня, расхвалил кобылу и сказал, что он ее уже два года как продал тамбовскому коннозаводчику Колобову. Одного только не сказал Грушецкий: он продал Броню потому, что она перестала жеребиться. Узнав адрес Колобова, я тотчас послал своего доверенного человека купить кобылу. Эти сборы, дача последних инструкций перед отъездом, приказание не говорить, для кого торгуется кобыла, иначе ее не продадут или же назначат бешеную цену, последние напутствия отъезжающему – сколько во всем этом было жизни и даже поэзии! Но вот все кончено, все сказано. Блинников, сознавая всю важность возложенного на него поручения, встает, гладит свою длинную седую бороду, крестится на образа и начинает прощаться.
Я ему еще раз приказываю тайком разузнать у конюхов, не подменена ли кобыла, и затем выпроваживаю. В коридоре некоторое время слышатся его тяжелые шаги и слова, обращенные к управляющему: «Без меня-то, кум, съезди в рощу. Не начали бы баловаться молодцы!» Блинников, он же Кузнецов, – сосед-прасол, ему принадлежит дубовая роща, которую он купил на сруб. Человек дельный, спокойный, выдержанный, знающий цену копейке и умеющий купить у мелкопоместного барина, у своего брата мещанина или купца. Ситников ему не отвечает – видимо, думает о другом, а затем говорит: «Смотри, Василий Васильевич, не приведи мерина. У нас их и без того довольно!»