Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Прежде чем перейти к заводской карьере Пилы и описанию ее форм, вернусь к матери Лоэнгрина Лихой-Любе и скажу несколько слов о ее предке – зубовском рыжем Соколе, сыне шишкинского Бычка. По портрету я помню, что у него все четыре ноги были выше колен белы. Это расходится с данными заводской книги 1854 года, где приведены промеры Сокола и сказано, что у него только две ноги были белыми. Несмотря на это, я полагаюсь на свою зрительную память и думаю, что прав я. Однажды, а точнее, в работе о портретах кисти Сверчкова, мне уже пришлось указать, что приметы толевской Могучей, приведенные в этой книге, не сходятся с тем, что изображено на портрете кобылы Могучей. Приметы этой кобылы в книге 1854 года изложены неполно, а потому весьма возможно, что то же допущено и по отношению к приметам Сокола. Я нашел нужным сделать эту оговорку, дабы кто-либо из молодых генеалогов не заподозрил меня в незнании и не подумал, что мое сообщение о формах, масти и приметах Сокола основано на воображении.

Пила была чрезвычайно хороша по себе: совершенно белой масти, без единого темного пятнышка. Про таких кобыл Офросимов, ходя со мною по своему табуну, говорил, что они «магометовские», самые породные и лучшие в лошадином роду. Милейший Сашет, как все звали Офросимова, имел дерзость многих своих белых кобыл называть «магометовскими». Хвост и грива у Пилы были довольно жидкие – по-видимому, это было влиянием азиатской стороны ее родословной, всех этих Воронов горской породы, Новендиев туркменской породы и пр. В Пиле было шесть с четвертью вершков роста, что весьма редко встречается у рысистых лошадей. Замечательно, что при таком росте она не была высока на ногах, ибо глубиной отличалась невероятной. Голова у Пилы была красивая и породная, с изогнутой линией, то, что принято называть «щучьей головой». Шея довольно длинная, тонкая, с хорошим выходом, но по форме прямая, а не изогнутая; при этом низ шеи был хорош и кадыка не было. Холка была чрезвычайно развита и как бы приподнята. Спина великолепна, зад хорош, окорок богат, и общая связность кобылы, что при таком крупном росте имеет особое значение, была очень хороша. Ноги у Пилы были поразительной сухости, и все сухожилия отбиты, постанов ног правильный. Пила принадлежала к числу тех лошадей, которые сейчас же обращают на себя внимание всякого. Таких кобыл, как она, было немного по рысистым заводам России. Однако в типе Пилы все же чувствовались какие-то посторонние орловскому типу иноземные влияния, я это ясно ощущал, но точно описать и передать не могу. Если хотите, это своего рода коннозаводская интуиция. Глядя на Пилу, я хорошо понимал, что чисто орловская кобыла, какая-нибудь правоверная по чистоте крови Самка или Потешная, никогда не будет иметь экстерьера Пилы, и тем не менее Пила по внешности была вполне орловской кобылой. В ней не было изящества в настоящем смысле этого слова, но было много блеска и породности. Я считаю, что этим она обязана своему отцу – добрынинскому Полкану.

Заводская деятельность Пилы началась у меня в заводе в 1910 году. Купив кобылу у Офросимова, я тут же послал ее в Москву к Франку Кейтону для случки с Тзи-Фентомом, американским жеребцом, имевшим рекорд 2.10. Кейтон должен был предварительно лечить Пилу, а после этого сделать ей искусственное оплодотворение. Я боялся, что Пила не станет жеребиться, и решил покрыть ее искусственно, а уж затем, в случае хороших результатов, попытаться крыть кобылу обычным путем. В 1911 году Пила принесла красно-серого жеребца, которого я назвал Парадоксом. Жеребец был крупный, костистый и дельный, но, как большинство метисов, имел здоровенную курбу. Вследствие этого он дешево пошел у меня на аукционе, так как его не решился купить никто из крупных охотников. Парадокса приобрел Рябушинский, тогда начинавший свою охоту. Этот архимиллионер тратил на лошадей гроши, и у него ездил некто Нейман, ездок-дилетант, совершенно бесталанный. Несмотря на это, Парадокс показал рекорд 2.15,4. Если бы жеребец попал в другие руки, резвость его была бы совершенно другой.

В следующем году Пила опять дала жеребца серой масти от Лоэнгрина. Это был Посол, лошадь посредственного типа и экстерьера, не обладавшая резвостью. Еще через год Пила принесла мне замечательную кобылу от Ухвата, которую я назвал Персиянкой. Она была глубока, костиста, дельна и породна. Это была одна из лучших кобыл, родившихся у меня в заводе. Масти она была белой и имела примечательную отметину: на лопатке у нее было большое, продолговатое красное пятно. Подобное пятно имел и Ухват. Персиянка пала двух или трех лет.

В 1914 и 1915 годах Пила имела приплод от Громадного. Жеребца звали Приветом, а кобылу – Пасторалью. Привет был заурядной лошадью, а Пастораль во всех отношениях замечательной кобылой, в типе лучших дочерей Громадного. Обе эти лошади уже не смогли показать своих способностей из-за революционных событий. Пастораль купил Неплюев, и я слышал, что она попала в Орле к извозчику и у него пала. Пилу я продал в 1917 году за крупные деньги в Сибирь Винокурову.