Я крайне сожалею, что сейчас в Прилепах в составе маток нет ни одной дочери Пилы.
Месть (Кречет – Мечта), вороная кобыла, р. 1900 г., завода герцога Г. М. Лейхтенбергского. Рекорды 2.23,5 и 4.54. Месть принадлежала известному петербургскому охотнику Неандеру, и за нее я заплатил очень дорого. Она была не только резва, но и замечательной породы. Месть – дочь Мечты и родная внучка знаменитой кожинской Метёлки, дочери Потешного, одной из лучших маток в заводе Лейхтенбергского. Метёлка основала в этом заводе самостоятельное гнездо, которое дало много ценных разветвлений и чрезвычайно ценилось всеми охотниками. Одновременно с Местью бежали такие замечательные представительницы этого гнезда, как победительница Императорского приза Мегера и красавица Медаль. Из гнезда Метёлки происходила и великолепная Мельница, которая получила вторую премию на Всероссийской конской выставке 1910 года.
Купить у Лейхтенбергского кобылу с именем на букву «М», то есть из этого гнезда, было очень нелегко: таких кобыл охотнее всего оставляли для себя и давали им всем заводское назначение. Ясно, как стремились коннозаводчики купить кобылу из гнезда Метёлки, и мне пришлось выдержать большую конкуренцию, чтобы приобрести у Неандера Месть. По приплоду она стала у меня одной из лучших кобыл, и, если бы не революция, о ней бы заговорили в коннозаводских кругах.
Останавливаться на происхождении Мести я здесь не стану, так как буду говорить о ней и ее отце Кречете, описывая завод герцога Лейхтенбергского. Укажу лишь, что я особенно ценил Месть за ее принадлежность к женскому гнезду Метёлки, а для моих генеалогических комбинаций было важно, что в ней близко текла кровь великого Потешного.
Месть была невелика, вершка три. По себе она была хуже своих родных сестер Мегеры и Мельницы – те были выставочными кобылами высокого класса. И все же Месть была хороша по себе, хотя и несколько сыра, что в такой мелкой кобыле неприятно. Она имела превосходные шею и спину, все части ее туловища были отлично связаны, и кобыла производила гармоничное впечатление. Длинная, утробистая и очень низкая на ноге, она выглядела настоящей маткой-жеребятницей.
Месть пришла ко мне в завод слученной со знаменитым Зайсаном, но от этой случки осталась холоста. В 1913 году она дала замечательную по себе кобылу Мелодию (от Смельчака). Мелодия не побежала. Я думаю, что от нее в конюшне Понизовкина Гусаков рано потребовал резвости, и уже в три года она была поломана. В 1914 и 1915 годах Месть дала двух жеребцов от Громадного – Мономаха и Муската. Мономах был лучшим по себе сыном Громадного, по масти он вышел в Удалых и был гнедой. Это была настоящая малютинская лошадь. У Мономаха не было недостатков. Это была идеальная по себе лошадь: сухая и вместе с тем массивная, кровная, плотная, каких сейчас не встретишь. Все было образцово: формы, дело, красота и породность. Мономаху было два с половиной года, когда его купили в завод – я продал часть ставки рождения 1914 года. Через два месяца Мономаха перепродали воронежскому коннозаводчику Ф. А. Петрову за 10 тысяч рублей. У Петрова был завод упряжных рысистых лошадей высокого сорта, и он взял Мономаха производителем. Таким образом, уже в трехлетнем возрасте Мономах был снят с ипподрома. Управляющим заводом Петрова был некий Подольский, который ранее заведовал в Екатеринославской губернии заводом Пчёлкина. Я знал Подольского давно, главным образом по Георгиевской ярмарке в Елисаветграде. Встретив его как-то на бегу, я спросил про Мономаха: довольны ли жеребцом и почему не пустят его на бега. «Что вы, – ответил мне Подольский, – мы за резвостью не гонимся, она нам не нужна. А от Мономаха, если дети будут на него похожи, мы будем брать по тысяче рублей за голову, а у нас в ставке их шестьдесят!» Так Мономах был поставлен во главе завода Петрова, и резвость его как призового рысака была не выявлена. После революции на каком-то ипподроме его имя промелькнуло, и я сейчас же навел справки, но мне сказали, что лошадь нехороша по себе, держит голову набок. Я подумал, что мой собеседник сумасшедший или же принимает за Мономаха другую лошадь.
Брат Мономаха Мускат тоже получился хорош, даже крупнее ростом, но ему было далеко до Мономаха. Такие лошади, как Мономах, родятся в десятилетие раз, да и то при особенно благоприятных условиях и при особом счастье коннозаводчика. После Мономаха как-то не хочется писать про других лошадей, ибо он как живой стоит перед глазами, манит, чарует, дразнит воображение…
Следующим приплодом Мести была золотисто-гнедая кобыла Минерва от Петушка. Она родилась в 1916 году, была хороша по себе, но росла и воспитывалась в очень тяжелых условиях. У меня в Прилепах лошади тогда голодали, так как крестьяне разворовали корма. Я с содроганием вспоминаю об этом времени, с ужасом думаю о тех мучениях, какие претерпели тогда лошади моего завода, и удивляюсь, как все они тогда не погибли.