Если у Афанасьева Громадный использовался преступно мало, то у меня в заводе он был использован достаточно широко, но судьба больно ударила по его приплоду. Из-за революции дети Громадного лишились возможности показать свой класс и проявить резвость на ипподроме. Последовала национализация, разруха, потом голод – и большинство детей Громадного, родившихся у меня в заводе, погибли. Поэтому я дам только краткую характеристику приплода Громадного по годам и более подробно остановлюсь на тех его детях, которые уцелели.
Первыми жеребятами, родившимися у меня в заводе от Громадного, были Киамиль-Паша и Лесничий. Оба родились в 1909 году от купленных у Афанасьева жеребых кобыл. Лесничий пал годовиком, а Киамиль-Паша благополучно вырос в заводе. Он получился очень хорош по себе, был премирован в Симбирске, но не резов, как, впрочем, и все дети Кометы, за исключением Картинки. Я продал Киамиль-Пашу в Киев Вераксо за 1500 рублей, и дальнейшая его судьба мне не известна.
От посылки под Громадного восьми кобыл в 1911 году я получил трех жеребят. Среди них была Сакля, феноменальная по резвости и лучшая по себе дочь Громадного из числа родившихся у меня. О Сакле я уже писал. Другая дочь Громадного, Армада, проданная на аукционе за 1310 руб лей, была по себе нехороша и очень цыбата. Светло-серый жеребец Вальс прошел на аукционе за 2510 рублей, его купил Иконников, но жеребец не побежал. Ветрогонка не подошла к Громадному, ее второй сын от него, Велизарий, тоже не бежал. После революции Ветрогонка была покрыта с сыном Громадного Удачным и дала также неудачную кобылку. Таким образом, соединение Громадный – Ветрогонка оказалось явно неудачно, хотя теоретически по кровям оно представляло исключительный интерес.
С 1913 года у меня появляются уже регулярные ставки от Громадного. В этом году от него родилось 16 жеребят, четверо из них пали от тяжелого мыта, 12 уцелело. Прежде чем говорить об отдельных лошадях, сообщу, что вся ставка 1913 года моего завода, за исключением Солохи, была куплена Понизовкиным годовиками и я получил по 2500 рублей за голову. Насколько эта продажа была выгодна с материальной стороны, настолько же она была неудачна со стороны спортивной. Понизовкин только начинал охоту, был совершенно неопытным спортсменом, стал у себя в имении сам готовить молодежь и, конечно, переломал немало лошадей. Удивительно, что из этой ставки еще вышли классные лошади, тем более что на призовой конюшне у Понизовкина порядка не было. У него ездил Гусаков, который был всегда выпивши, лошадей было много. Понизовкин тратил громадные деньги на конюшню, новых рысаков приводили чуть ли не каждую неделю, и в этом хаосе погибло немало замечательных лошадей.
В ставке 1913 года было шесть жеребцов. Один из них, Усердный от Ужимки, пал сосуном под матерью. Лучшим из пяти уцелевших жеребцов оказался Укор: трех лет в Москве он показал резвость 1.35, так что ему не без основания прочили блестящую будущность. Надо иметь в виду, что дети Громадного, как и его отца Летучего, трех лет бежали тихо, даже Крепыш. В четырехлетнем возрасте Укор очутился в Воронеже, куда Понизовкин отправил из Москвы всю свою конюшню. Там были бега, и комиссаром бегов был назначен Д. Д. Бибиков. Укор показал резвость 2.17. Он ехал так, что Бибиков прислал мне письмо, где поздравлял меня с созданием второго Крепыша. Бибиков, который был опытным спортсменом и человеком неувлекающимся, писал мне, что Укор придет в Воронеже не тише 2.13 или 2.14. Но этому не суждено было сбыться, ибо через две недели Укор неожиданно пал. Вне всякого сомнения, Укор был резвейшим сыном Громадного, родившимся у меня в заводе. Лучше Укора по себе был Баталист, о нем я уже писал. После революции родная сестра Баталиста Боярская-Дума была в Орле 1.40, а она была кобыла и хуже Баталиста, а кроме того, на ней ездил любитель.
Еще два сына Громадного, купленные Понизовкиным, – Велизарий и Антиной – были неудачны. Велизарий был высок на ногах, у него с годовалого возраста был сбит маклак. Антиной имел все признаки вырождения. Обе лошади и не могли побежать.