Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Синегубкину не пришлось показать Пахаря перед московской публикой, поскольку Пахарь попал в Смоленск. Вот что сообщил мне о нем А. Н. Владыкин: «Пахарь поступил в Смоленское губземуправление вместе с другими рысистыми и чистокровными лошадьми в 1919 г., в апреле <…> как пунктовый жеребец. Передававший лошадь в Москве смоленским приемщикам наездник Д. Синегубкин отзывался о Пахаре как о крайне резвом жеребце. Ввиду своего происхождения Пахарь был оставлен при Рогачёвском заводе для крестьянских маток. В 1920 г. Пахарем покрыта матка Румяная (Рыцарь – Багровая), которая и дала в 1921 г. сер. жер. Распашела – очень костистого и достаточно крупного жеребенка, но несколько короткого и с разметом переда. Пересланный в Петроград, Распашел в первое выступление приехал в 2.31,2, но захромал и был продан Наркомземом за 2500 рублей. В 1921 г. Пахарем были покрыты две матки завода Елисеева на три четверти орловской кровности, внучки знаменитой Соперницы (Драга 2.35 от Барона С и Дуняшки, Чесмена от Светоча и Черешни), и в 1922 г. они дали кобылок Диву и Чародейку в типе отца. Трех лет обе бежали в Петрограде, причем Дива была одну версту 1.39, а Чародейка – 1.40. В настоящее время (четырех лет) бегут в Москве и показали резвость – Дива 2.24,5, а Чародейка 2.23,4; последняя может приехать значительно резвее.

В 1922 г. Пахарь был в тренинге. В Смоленск вернулся в 1925 г. и покрыл заводскую матку Капитальную зав. Жихарева (от Борца и Жемчужной), от которой приплодилась в 1926 г. сер. коб. Конопля. В 1926 г. Пахарь передан в Пензенскую заводскую конюшню. За время пребывания в Смоленске Пахарь ежегодно крыл от 40 до 50 крестьянских маток и дал от них бежавший приплод.

Беговая карьера Пахаря началась в Смоленске. До этого в работе у Си негубкина был резов три версты. В Смоленске первоначально попал в скверные руки и получил на работе брокдаун. В 1922 г. нога несколько окрепла и лошадь без предварительной подготовки была послана в Москву, где увлеченный резвостью наездник записал Пахаря через две недели на приз, который и выиграл в резвость 2.28. Затем последовали бег 2.21 и записка на верстовой бег с Меценатом, Ветерком и другими класснейшими орловцами. Пахарь остался вторым, причем показал выдающийся прием и резвость в 1.30. Неосторожная эксплуатация привела к повторению брокдауна, и следующие бега Пахаря не дают картины его класса. По моему мнению, Пахарь при здоровой ноге приехал бы легко 2.17».

Итак, Синегубкин был прав, когда купил Пахаря, а затем говорил, что это лошадь выдающейся резвости. Беговая карьера Пахаря после революции удивительна: в скверных руках, с брокдауном, плохо подготовленный, он показывает резвость 2.21 и делает версту 1.30, что уже составляет 2.15 на гит! Пахарь, несомненно, выдающаяся лошадь, и приходится пожалеть, что современные «знатоки», вместо того чтобы отправить жеребца производителем в Хреновской завод, назначили его в Пензенскую заводскую конюшню.

Таким образом, во второй своей ставке Громадный дал немало хороших лошадей, а его сын Пахарь оказался лошадью первого класса и такого экстерьера, который давал ему право поступить производителем в любой завод. К счастью, из всей ставки 1914 года уцелел именно он, лучший. Из кобыл, напротив, уцелела далеко не лучшая – Новинка, но и она дала и еще, вероятно, даст очень хороших призовых рысаков.

Перейдем теперь к следующей ставке.

В 1915 году от Громадного родилось восемь жеребцов и восемь кобыл. Когда этим лошадям минуло по два года, революция была в полном разгаре, так что об их призовой карьере нечего было и думать. Продать ставку оказалось весьма трудно: тогда, в 1917 году, никто уже не покупал лошадей и владельцы призовых рысаков не знали, что с ними делать. У меня на руках была ставка в тридцать с лишним лошадей от нескольких производителей, и я оказался в безвыходном положении: денег осталось мало, потравы и воровство кормов шли вовсю, и я предвидел, что с наступлением зимы лошади могут просто погибнуть. Пришлось принимать срочные меры и искать покупателя. Мне повезло как никогда, ибо я умудрился продать в такое время всю эту ставку плюс трех трехлетних кобыл и одного годовика по 2000 рублей за голову в Орёл Н. А. Неплюеву, которого я уговорил рискнуть. Сделка состоялась, и я получил громадную по тем временам сумму. Судьба моего завода была решена: он был спасен, правда ненадолго, ибо я тогда не предвидел, что через какие-нибудь полтора года завод будет национализирован.

Нечего и говорить, что ни одна лошадь этой ставки не могла появиться на ипподроме из-за полного прекращения бегов и начала Гражданской войны. Так как по вполне понятным причинам они и в заводе уже тренировались мало, то вопрос о резвости этих детей Громадного придется оставить открытым.