Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Остается сказать о последнем жеребце, родившемся в 1913 году и поступившем к Понизовкину. Я имею в виду Небосклона. Он годовиком был очень хорош и обещал многое. По типу, росту и костяку это была замечательная лошадь. Он тоже не появился на старте, а когда я спросил Гусакова почему, тот мне ответил лаконично: «Туп!» Гусаков «похоронил» Небосклона и быстро его кому-то продал. Лошадь эта и сейчас жива, и не только выплыла, но и доказала свою резвость на деле. Вот справка о Небосклоне, полученная мною в августе 1926 года от смоленского губернского специалиста по коневодству А. Н. Владыкина: «Про нахождение Небосклона в Смоленской губ. я узнал в 1925 году, когда ездивший для одобрения жеребцов и проведения крестьянских испытаний специалист ГЗУ рассказал, что был приведен “брат Крепыша” с сыновьями, которые очень резво бежали и выиграли призы. В 1926 году я просил сычевского уездного агронома направить резвейших лошадей на губернские испытания. Небосклон и его сын Славный (от прос той крестьянской матки) были привезены по железной дороге за два дня до испытаний, но, несмотря на это, Славный, заложенный первый раз в качалку, выиграл Крестьянский приз в резвость 2.34. Затем он выиграл все крестьянские призы при лучшей резвости на работе 2.28. Небосклон пришел совершенно разбитым и слепым, что и послужило вместе с его возрастом к недопущению его на призы крестьянских лошадей. По предписанию ГЗУ один раз он был допущен с лошадьми госучреждений и легко выиграл 2.33. По словам наездника Орлинского, лошадь, несмотря на то что имела всевозможные повреждения ног, способна была прийти полторы версты не тише 2.25.

Небосклон принадлежит крестьянину, купившему его в Москве во время революции, и служит ему единственной рабочей лошадью, а кроме того, кроет ежегодно не менее 50 маток по десять рублей от кобылы. Первое время после покупки лошадь служила для спекулятивных поездок в Москву (180 верст), причем ее резвость и выносливость оказались очень кстати. На предложение продать или обменять на молодого жеребца крестьянин ответил отказом и увел Небосклона».

По-видимому, Небосклон не был туп, как решил вечно пьяный Гусаков, а обладал большим классом, если уже стариком и совершенно разбитым мог ехать в 2.25.

Таковы были те жеребцы, которых дал в 1913 году Громадный и которые так плохо, чтобы не сказать больше, были показаны на призовой конюшне Понизовкина.

Кобыл в 1913 году Громадный дал десять. Две пали, семь поступили к Понизовкину, причем пять из них он должен был возвратить в завод после призовой карьеры, и одна, Солоха, была выбракована. Возврату подлежали Славянка, Леда, Псиша, Псковитянка и Рабыня. Славянка была трех лет 1.37 и на полторы версты в том же возрасте 2.29. Это замечательная резвость для трехлетней кобылы, а для дочери Громадного в особенности. Славянка получилась кобылой первоклассной резвости. Она пала в 1917 году, четырех лет, от воспаления легких. Гибель Славянки была большой потерей не только для моего завода, но и для всего орловского коннозаводства.

Другая дочь Громадного, Псиша, трех лет показала резвость 1.32. Это тоже была первоклассная призовая кобыла. Она ушла в Воронеж, и, когда Понизовкин, один из крупнейших русских миллионеров, после революции уехал из Москвы на юг, я получил Псишу обратно согласно договору. Я сумел добиться этого только потому, что часть моих лошадей с наездником Лоховым тогда находилась в Хреновом и я послал телеграмму Лохову с распоряжением срочно ехать в Воронеж и взять Псишу в Хреновое. Если бы Лохов этого не сделал, Псиша, конечно, погибла бы, как и все остальные лошади Понизовкина, которые остались на руках у Гусакова и буквально подохли от голода в 1918–1919 годах. Псиша – одна из лучших дочерей Громадного, сейчас она состоит заводской маткой в Прилепах и дает превосходный приплод. Остальных кобыл, которых Понизовкин должен был вернуть, возвратили уже в июне 1916 года, что показывает, как мало ими интересовались и занимались. Мне было заявлено, что кобылы тихи. Я хотел было ответить Понизовкину, что у Гусакова голова плоха, но воздержался и взял кобыл в завод, так как был о них самого высокого мнения.

Псковитянка и Рабыня были замечательно хороши по себе. Первая – в типе отца, вторая – в типе Удалых. Обе кобылы погибли для коннозаводства: Псковитянку я тайно подарил одному из вожаков крестьянского движения в нашей местности в начале революции и этим предотвратил неизбежный погром Прилеп, который был уже назначен на определенное число, а Рабыню увели во время погрома Плеханова, небольшого имения в 250 десятин земли недалеко от Прилеп, которое я купил у Мюрата. Так погибли эти две дочери Громадного. Но Псковитянка сослужила большую службу: она спасла не только Прилепы, но и весь мой конный завод.

Третьей кобылой, которую вернул Понизовкин, была Леда. О ней я буду говорить подробно, описывая приплод Летуньи, а теперь лишь скажу, что Леда – мать Ловчего 2.15 (четырех лет). По себе Леда была идеальной кобылой. Она рано пала (девяти лет), и это большое несчастие.