Для Хреновского завода настало страшное время – время эвакуации, когда ровно тысяча лошадей покинула родное гнездо, чтобы больше никогда туда не вернуться и погибнуть от голодной смерти, человеческой глупости и жестокости! Фронт Гражданской войны быстро приближался к Хреновому, и 8 или 9 октября 1918 года части красных войск начали спешно отходить к югу. К вечеру встревоженные жители Хренового услышали дальнюю канонаду. Никто в эту ночь не спал, всем было страшно, у всех было тяжело на душе. К вечеру следующего дня перестрелка шла уже неподалеку от Хренового, явственно слышались ружейные выстрелы и пулеметные очереди. Арьергард красных удерживал натиск белых. Главные силы красных уже отступили, а в Хреновом, казалось, все шло по-старому. Еще отдавал распоряжения управляющий заводом, еще все начальники и конюхи были на своих местах, и жизнь завода, хотя и с перебоями, текла довольно обыденно. Неожиданно прискакал отряд красной кавалерии, поднял всех на ноги, перепугал, переполошил, и под угрозой расстрела всем было велено утром 11 октября спешно эвакуироваться, а лошади должны были немедленно уйти, чтобы не стать добычей белых. Трудно описать, что творилось в эту ужасную ночь. В конюшне ходили люди, раздавались крики, брань, удары и угрозы – «товарищи» готовились к бегству. Во дворе горели костры, там готовили в путь телеги, свивали арканы, оттуда раздавались буйные песни подгулявших красных командиров. Словом, царил содом, к которому притерпелись тогда несчастные русские люди.
Громадный одиноко стоял в своем деннике и удивленно прислушивался к необычному шуму в коридорах рысистого отделения. Мягко светил высоко подвешенный фонарь в темноте. В конюшне пахло сеном, и жеребец жадно вдыхал знакомый запах. Он переступал с ноги на ногу, потом приблизился к углу денника и там задремал. Ему приснился чудный сон. Молодым и резвым жеребенком мчится он, высоко задрав пестиком короткий хвостик, по изумрудному лугу. Ярко сияет летнее солнце, тепло пригревают его лучи, а кругом по сочной траве бродят матки родного табуна. Вдали красавец Сейм причудливо вьется и теряется в лесах, которые помнят еще Кудеяра. Небо безоблачно, воздух напоен тонкими ароматами майских трав, и нежному сосунку особенно легко и хорошо, все радует и забавляет его. Вот вдали показалась знакомая рыжая тройка, и табунщики стали собирать лошадей. Среднего роста, полный, румяный старик медленно идет по направлению к нему. Это Малютин, хозяин табуна. Шустрый сосунок его хорошо знает, но делает вид, что страшно испугался, и поспешно несется и кружится по табуну, отыскивая мать. «Хорош, очень хорош», – говорит старик и протягивает матери жеребенка кусочек сахара. Громадный тянется к нему и… просыпается от окрика.
Кругом царит суматоха, открывают отделы и спешно, одного за другим, выводят жеребцов. Громадный удивленно смотрит и ничего не понимает, ему кажется, что все это новый и на сей раз страшный сон. Но это не сон. Старик-конюх, который постоянно ходит за Громадным, надевает ему уздечку, прикрепляет аркан и куда-то ведет по широкому коридору рысистого отделения.
Утро чуть брезжит, на дворе холодно, моросит мелкий дождь. Громадного охватывает дрожь. Впереди, сколько видит глаз, идут лошади в поводах. По сторонам широкого Екатерининского большака тянутся бесконечные табуны. Старик Громадный идет последним. Быстро двигаются лошади. Идут час, другой, третий, и не предвидится конца этому путешествию. Старик Громадный устал и уже с трудом передвигает ноги. Ему 24 года, он немощен, тяжело дышит, сердце его учащенно бьется. Куда его ведут и зачем?
Вдали прогромыхал поезд, прошел другой, где-то совсем близко раздался свисток паровоза, показалась станция. «Еще две версты осталось», – говорит один из конюхов. И вдруг все смешалось, все потемнело, потом озарилось и померкло навсегда. Громадный упал. Он окончил свое земное существование. Это было 18 октября 1918 года, в двух верстах от станции Анна, в степи, где когда-то ходили графские табуны.
Да хранит судьба уцелевшее потомство этого великого рысака!
Буйная
Возвращусь к 1911 году. В том году я купил 16 кобыл и еще двух арендовал. Среди них лучшей была Урна, давшая мне выдающихся лошадей. Впрочем, и некоторые другие оказались весьма полезными заводскими матками и дали хороший приплод. Самая крупная покупка была сделана в заводе графини А. Ф. Толстой.