Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Мне хорошо знаком состав Хреновского завода, и должен сказать, что Громадному дали превосходных кобыл. Зная мое пристрастие к детям Лыски, почтенный штутмейстер Хреновского завода Пономарёв дал Громадному ее дочерей – Гордыню и Ловушку. Это были замечательные кобылы, а Гордыню я любил, пожалуй, больше всех других хреновских кобыл. Я также очень высоко ценил Павлина, а потому не удивительно, что под Громадного были назначены его дочери, а также внучки Подарка, которых я всегда отмечал во время своих приездов в Хреновое. Словом, к Громадному в Хреновском отнеслись хорошо. Такой чести удостоились немногие жеребцы, поступавшие туда, и это показывает, что Громадный произвел на всех наилучшее впечатление. Повлияло, конечно, и то, что Громадный – отец Крепыша и пришел из моего завода, а на меня смотрели в Хреновом как на давнего друга Дерфельдена и как на члена комиссии, ревизовавшей завод. Словом, я считался своим.

В то время Хреновским заводом управлял очень милый, но малоопытный кавалерийский офицер, полковник Богдашевский, комиссия из-за войны не собиралась, так что полным хозяином подбора был Пономарёв. Я хорошо знаю историю Хреновского завода и помню, что уже не раз штутмейстеры держали в своих руках судьбы Хренового, так что Пономарёв не составлял исключения. Например, во времена генерала Р. Е. Гринвальда на подбор имел решающее влияние штутмейстер Косяков, а позднее – его преемник. Косяков был дворовым, крепостным графини Орловой-Чесменской, он поступил в завод мальчишкой, в то время, когда хреновские лошади были на вершине славы. Естественно, он проникся фанатичной любовью и уважением ко всему хреновскому; всю свою жизнь он прожил в Хреновом и, как и вся остальная заводская прислуга, существовал безбедно. Удивительно ли, что он признавал только одну лошадь в мире – хреновскую! Такие люди, как Косяков и ему подобные, а равно и все его помощники и младшая заводская прислуга ненавидели чужих, не хреновских лошадей. Этот фанатизм в свое время принес немало вреда Хреновскому заводу; в основе его лежало нездоровое чувство зависти сначала к шишкинским лошадям, а потом и вообще к лошадям частных коннозаводчиков, бившим хреновских на испытаниях. Покойный Гринвальд считал, что Косяков – это всё для Хреновского завода, ибо один Косяков знал настоящую породу хреновских лошадей, только он мог, по мнению генерала, произвести удачный подбор. Желая показать, какую веру словам Косякова придавал генерал Гринвальд, приведу здесь отрывок из воспоминаний фотографа коннозаводского ведомства г-на Брюст-Лисицына, напечатанных в 1888 году. Там воспроизведен характерный диалог между Гринвальдом и Косяковым, из которого видно отношение Родиона Егоровича Гринвальда к своему штутмейстеру и в котором отражены взгляды самого Косякова на рысистую лошадь: «…Помню, как раз в Хреновом, куда я ездил почти каждый год в продолжение 19 лет, на выводке четырехлетнего возраста, Родион Егорович, порасспросив всех окружных коннозаводских генералов, похож ли выведенный рысистый жеребец, происходивший от Потешного гр. Орлова, на своего родоначальника, и получив вполне удовлетворительный отзыв, вдруг обратился к стоявшему тут же штутмейстеру мещанину Косякову, некогда бывшему конюхом у гр. Орловой: “Ну, старик, ты что скажешь? Ты верно помнишь Потешного?” – “Еще бы, ваше высокопревосходительство. Какой это Потешный? Тот был сам печкой, а шея бритвой, головка маленькая, а глаза в кулак. А этот что? Чан мяса!” И лошадь пошла в продажу, как ни гневались генералы…»

Преемник Косякова хотя не имел уже такого влияния, но все же оказывал противодействие планам введения в Хреновской завод рысистых лошадей других заводов и со скрытой враждебностью относился к любым таким попыткам.