Как я и предполагал, мой проект основания большого первоклассного метисного завода не осуществился. Когда я через несколько дней увиделся с Хомяковым, тот сказал, что согласен на совместное ведение такого завода, однако при двух условиях: не затрачивать новых денег на оборудование рязанского имения, а поместить завод в его тульском имении, знаменитой Слободке, и назначить заведующим заводом Трофима Кочуркова. Я не согласился, так как это было бы кустарным ведением дела. Слободка и без того была перегружена лошадьми Хомякова, а Трофим Кочурков, в прошлом кучер Хомякова, был совершенно неподходящим человеком для ведения дела со столь серьезным заводским материалом. Чувствуя до некоторой степени свою вину, Хомяков предложил мне поделить кобыл и разойтись, что мы и сделали. Он уступил мне двух кобыл – Приятельницу и Слабость – и оставил себе восемь остальных с Боярышней во главе. Так я стал владельцем двух знаменитых коноплинских метисных кобыл, появление и успех которых на московском бегу обозначили целую эру.
Слабость
Слабость (Гарло – Потеря), рыжая кобыла, р. 1904 г., завода Н. М. Коноплина. Рекордистка на одну версту (1.29,5), рекордистка в четырехлетнем возрасте (2.11,6) и дербистка. Сумма выигрыша 74 905 рублей.
Распространяться о происхождении Слабости я не стану. Ограничусь описанием ее форм и заводской карьеры.
По себе Слабость была необыкновенно хороша. Рост – пять вершков или около этого, масти рыжей. Очень дельная, сухая, широкая и во всех отношениях превосходная кобыла. Такого костяка, такой глубины и такого дела я не видел ни у одной метисной кобылы. Всем известно, каким фанатиком орловской лошади был покойный Измайлов. В самый разгар ипподромных успехов Слабости Измайлов приехал в Москву и пожелал ее увидеть. Созвонившись с Коноплиным, мы вместе с Измайловым отправились осматривать рекордистку. Коноплин ее показал в конюшне, той самой, которая была выстроена на деньги, выигранные Ночкой 2-й. При конюшне был небольшой выводной зал, так что кобылу можно было осмотреть со всеми удобствами. Помимо Коноплина на выводке присутствовали все американцы во главе с Ф. и В. Кейтонами. Они, по-видимому, собрались, чтобы узнать, какое впечатление произведет на нас, столпов чистопородности, полуамериканская Слабость. Не скрою, Слабость произвела на Измайлова громадное впечатление и он тут же сказал, что это идеальная ремонтная лошадь. Известно, что большей похвалы от бывшего ремонтера дождаться нельзя, а Измайлов, до того как стал работать в Дубровском заводе, был ремонтером лейб-гвардии Уланского полка.
Голова Слабости была большая, с широким лбом, хорошим ухом и очень спокойным, приятным выражением глаза. Шея довольно длинная, но прямоватая, однако безо всякого кадыка. Холка высокая, очень развитая, но несколько мясистая. Спина – совершенство: широкая, ровная и короткая. Связка тоже замечательная, окорока богатейшие. Постанов всех ног образцовый по правильности, причем ноги сухи и одновременно костисты. Несмотря на рост, кобыла была очень глубока. На крупе у нее было большое седое пятно. С моей точки зрения, Слабости недоставало породности и кровности, но определенно это была замечательная кобыла своего времени.
Слабость поступила ко мне в 1912 году жеребой от американского Аллен-Винтера. В 1913 году она принесла гнедо-бурого жеребчика, которого я назвал Сарказм. Жеребенок был хорош, но прост и груб. К сожалению, в том же году он пал под матерью. В 1913 году предстояло решить вопрос, кем из двух моих производителей, Петушком или Громадным, покрыть Слабость. После долгих колебаний я решил покрыть ее с Петушком. Хотя Петушок был всего лишь на год старше Громадного, однако так потрепан, что выглядел стариком, и я боялся, что он проживет не больше года. От Громадного же я рассчитывал получить приплод и через год. Я знал, что Петушок дал превосходных детей от американских и метисных кобыл, такие же результаты получились от скрещивания в заводе Телегина потомства Могучего с американцами, а потому теоретически я вправе был ожидать от этого скрещивания блестящих результатов. Результатом случки Слабости с Петушком стало рождение в 1914 году рыжей кобылки, которую я назвал Станица.