Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Это был один из шести братьев Опасовых, из которых старший, Иван, занимался прасольством, Михаил держал общественную конюшню в Москве, два других брата владели по соседству с Прилепами хуторком в 70–100 десятин, двое младших имели мельницу на Раевке, тоже неподалеку от Прилеп. Их отец был местным крестьянином, работал на меднопрокатном заводе, нажил здесь состояние, которое после его смерти досталось сыновьям. Н. А. Опасов, как я вскоре узнал, занимал особое положение: бывал у всех местных дворян, но, так сказать, неофициально, на приемы и рауты и на дамскую половину не допускался. Он был очень услужливый человек: с Языковым ездил на охоту, с Офросимовым смотрел лошадей и приискивал ему дешевых наездников, Кривцову продавал лошадей, был другом всех управляющих… Словом, его знали все и его вороную кобылу, запряженную в шарабан, можно было встретить везде: и в Туле, и перед домом приходского священника, и на барском дворе, и в деревне, и на конной площади. Держал он и призовую лошадку, охотился на ипподроме в Туле. Толстой в своем бессмертном «Холстомере», описывая старика Нестора, сказал, что это был «тот особый тип». То же можно и должно сказать про Опасова: он тоже был «тот особый тип», который теперь уже не встречается и который был порождением тогдашней деревенской жизни. Отчасти он исполнял обязанности маклера или комиссионера, без которого, как известно, не обходился тогда ни один южный помещик, но делал это почти всегда бесплатно, как бы из-за чести услужить барину. Опасов имел оседлость и некоторое состояние, чего почти ни один южный маклер не имел. Словом, Опасов в моем районе, Фунтиков несколько дальше, Блинников в селе Крутом и им подобные были совсем особым и довольно интересным типом людей.

Поговорив с Опасовым, я понял, что это первая ласточка. Никто еще не был у меня и не видел моего завода, и было ясно, что прямо из Прилеп Опасов отправится к Кривцову, и к Офросимову, и к Языкову, объедет всех и за чаем на балконе доложит свои впечатления о моих лошадях, а попутно расскажет все прилепские новости. Затем он поедет в город, первым делом явится «к самому», то есть к Платонову, первому охотнику и богачу в Туле, и не успокоится до тех пор, пока не посетит всех своих знакомых, которые, конечно, ждут его с большим и вполне понятным нетерпением. Опасов искренне начал мне хвалить некоторых кобыл и удивленно заметил: «Вот уж не думал, что в Херсонской губернии могут быть такие хорошие рысистые лошади!» Ситников отлично знал свое дело и, пригласив к себе Опасова, любезно его принял, угостил, рассказал про лошадей, и тот уехал довольный.

Гуляя позднее по буграм и любуясь далеко синеющими лесами казенной засеки и роскошными лугами на низменном берегу Упы, я думал о том, что теперь я стал тульским коннозаводчиком и мне предстоит работа в более широком масштабе, завоевание известности уже не на провинциальных ипподромах юга России, а в самом сердце коннозаводства – в Москве. Что ждет мой завод и что готовит ему судьба? На это ответит лишь время, думал я, так как никому из нас не дано знать будущее.

В Прилепах на первых порах мы разместили лошадей в верхних и нижних конюшнях, хотя все помещения были плохо приспособлены. В верхних конюшнях, где у Добрынина были маточная и жеребятник, денников совсем не было – их выломали. Матки и молодежь на ночь помещались в них, как в сараях, молодежь была разбита по возрастам и ночевала табуном. Лошади разного возраста и заводские матки были отделены друг от друга загородками из жердей. Нижняя конюшня сохранилась лучше (возле нее располагался манеж): в ней были денники – покосившиеся и очень старые, они, однако, кое-как держались. Здесь были поставлены производители и жеребчики двух лет и старше.

Ситников занял верхний флигель, уютный, почти новый домик, который Добрынин выстроил для сына, когда тот женился. Я занял добрынинский дом, который предстояло отремонтировать. Надо было подумать о ремонте. Посоветовавшись с Ситниковым, я решил вызвать из Тулы подрядчика и передать ему всю стройку. Строится в Прилепах мне пришлось все время, то есть с 1909 года по 1916-й. Именно тогда был выстроен новый дом. Все эти годы у меня работали лучшие тульские подрядчики – Лазеев, Морозов и Шереметев. Лазеев в первую очередь произвел ремонт крыш, побелку, покраску и оштукатурил дом, где я жил, а также привел в порядок маточную конюшню, перебрал денники жеребцов и на ставочной. Кое-как, поскольку уже наступила поздняя осень, он отремонтировал три помещения для служащих. Казармы для конюхов вовсе не было, а потому первый год все конюхи были приходящими. Это были деревенские парни из Прилеп и Кишкина.