Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Кое-как я переночевал в гостиной на соломе и решил на другое утро ехать в Москву, не ждать прихода сюда завода с Конского Хутора, как намеревался. Иван Андреевич с вечера получил распоряжение о моем отъезде и стал хлопотать насчет лошадей. Тарантас он взял у священника, отца Михаила Заведеева, лошадей нанял в деревне, и утром все было готово к отъезду. Иван Андреевич сел за кучера и подал тарантас к крыльцу. Я вышел, чтобы садиться, и был встречен обществом крестьян сельца Прилепы. Крестьяне поднесли мне хлеб-соль, поздравили с приездом, держали себя чинно и степенно. Все были приодеты, преобладали старики. Поблагодарив за хлеб-соль и поговорив с крестьянами, я порядочно отвалил им на вино, как здесь полагается по обычаю, и двинулся в путь. Тарантас качало из стороны в сторону, мы плыли по грязи, но так как солнце грело вовсю и стоял хороший майский день, то на душе стало веселее. В дороге Иван Андреевич рассказывал мне про свою жизнь у рязанского губернского предводителя Драшусова, про его приемы и обеды, про его знаменитые паштеты и утиные полотки, про старика Путилова, и мы незаметно доехали до города. На станции, передавая мои вещи носильщику, Иван Андреевич нерешительно спросил меня, оставаться ли ему и не брошу ли я совсем имение. Я его успокоил и заверил, что в конце мая совсем перееду в Прилепы.

Я приехал в Прилепы во второй половине мая. Завод уже пришел с Конского Хутора, и на крыльце дома меня встретил Ситников. Все было выметено, вымыто, мебель расставлена, прислуга на местах, и дом нельзя было узнать. Иван Андреевич преобразился: в белой куртке, фартуке и колпаке он орудовал на кухне, откуда доносился уже звон посуды и стук ножей. В усадьбе Ситников со свойственной ему энергией принялся за дело: в жилых помещениях плотники наскоро вставляли рамы и делали двери; в конюшнях временные тесовые ворота были уже навешены и окна остеклены; вокруг манежа была вырыта канава для стока воды, а настежь открытые двери этой коннозаводской школы словно приглашали посетить ее.

По двору водили старика Недотрога и отчаянного, всегда злобного Молодца, которого едва сдерживали двое молодых конюхов. Прибывшие с юга хохлы – после революции моя верная опора и гвардия – Руденко, Марченко, Пасенко мелькали то здесь, то там. Во главе целого отряда девок шествовал Иван Афанасьевич Митропольский. Это был новый староста, рекомендованный мне знаменитым сельским хозяином Н. В. Хрущовым. Митропольский был сыном елецкого протопопа; в молодости он пил, но затем исправился, прошел школу такого хозяина, как Хрущов, и теперь был прислан ко мне в качестве помощника Ситникова. Это был человек небольшого роста, с козлиной бородкой, в очках, начитанный, на вид типичный дьячок. Говорил он протяжно и в нос, рассуждал как по писаному, а кланялся как-то особенно учтиво, по-старинному – отвешивая поклоны. Под зорким оком Митропольского девки мели сад, расчищали площадку перед террасой и посыпали ее песком. Словом, жизнь била ключом. Ситников был душой всего дела, всюду поспевал сам и появлялся везде. Это был удивительно энергичный и работоспособный человек, и я иногда прямо-таки завидовал его энергии. Вот та картина, которую я застал в Прилепах, приехав на этот раз с намерением прочно здесь обосноваться. Бог мне помог в этом, и даже эти свои мемуары я пишу у себя в кабинете в Прилепах. Несмотря на все ужасные события, пережитые Россией, я удержался в этом гнезде, которое создал трудами своих рук…

В тот же день вечером я отправился в табун. Он ходил по буграм на высоком склоне реки Упы. Местность эта для табуна была очень неудобна, но делать было нечего, вся земля отдавалась в аренду и лишь осенью, после снятия урожая, переходила в мои руки, а потому оставалось довольствоваться этими буграми в качестве выпаса. Здесь я застал Ситникова, который с каким-то человеком ходил по табуну и, очевидно, показывал ему кобыл.

Лошади в заводе Я. И. Бутовича. Фотоэтюд Н. А. Алексеева

Трудно было определить род занятий и общественное положение этого человека. Лицо у него было довольно интеллигентное, здоровое, красное, с большими усами. Одет он был просто, но чисто и даже не без щегольства: высокие лакированные сапоги, чесучовая сорочка под сереньким пиджачком. Держал себя просто, но с известным достоинством. Когда я подошел, он отрекомендовался: «Ваш сосед-с, Опасов Николай Андреич».