Архивариус (СИ)

Настроение ухудшилось, но я собрал рюкзак, хотя класть туда мне было особо нечего – я ехал всего лишь на пару дней. На душе было муторно, можно было посмотреть скачанные фильмы, но я спустился в архив. Все-таки лучшее лекарство – работа! Так как сейчас я разбирал одну из верхних полок, мне не хотелось лезть на стремянку, и я пристроился покопаться в бумагах на удобной для себя высоте в соседнем стеллаже. Не разбирая документы дотошно и не вникая в их суть, я просто механически перебирал бумаги, пока не наткнулся на затрепанную книжицу в черном, каком-то засаленном переплете.

С огромной осторожностью, стараясь не думать, из чьей кожи сделали обложку, я взял ее в руки, боясь, что она сразу рассыплется. Но несмотря на древность, книжица оказалась достаточно крепкой. Я не слишком разбирался в таких вещах, но по виду ее листы больше всего напоминали пергамент. Они были разрисованы выцветшими символами, которые я совершенно не мог идентифицировать, и указаниями на латыни. Рядом, как я надеялся, чернилами, а не, боже упаси, кровью был перевод на старо-русском.

Я присел за стол, включил лампу и взял лупу, и чем больше я вчитывался, тем дурнее мне становилось. На каждом листе приводились разные ритуалы, связанные с принесением жертв, я бегло просматривал страницы, чувствуя, как мороз бежит по моей коже, а на загривке волосы становятся дыбом. Чего тут только не было: возвращение молодости с помощью крови младенцев, рожденных на молодой месяц; избавление от различных немочей с помощью опять же кровавых жертвоприношений; оживление умерших; связывание душ после смерти. На последней записи я застопорился, что-то это мне напоминало. Я стал читать внимательнее, понимая, что именно этот ритуал использовал первый хозяин усадьбы, чтобы соединить свою душу с душой любимого Сашеньки. Для этого всего-то нужно было уединиться в нейтральном месте, желательно удаленном от людей, тихом и спокойном, написать своей кровью специальные символы и определенные слова на латыни и читать приводимое тут заклинание, пока не выйдет вся кровь. Там писалось про пути, которые должна пройти душа, но я откровенно ничего не понял.

Ясно было, что он в горе просто выгнал всех из усадьбы и сделал ее местом ритуала, но, видимо, что-то пошло не так. Я не знал, соединилась ли его душа с Сашенькиной, но мне казалось, какой-то ее кусочек с кровью впитался в полы и стены здания, возможно, это отпочковалась его любовь к самой усадьбе. Рурсус безусловно был чем-то большим, чем кот, мне он казался неким духовным или, наоборот, материальным воплощением души усадьбы, если только так можно говорить о неодушевленных предметах. Душа у неодушевленного предмета – нечто, противоречащее логике. Тем не менее мне казалось, что я угадал.

Что делать с этим сводом темных, кровавых ритуалов, я не знал, но если допустить, что они действуют, то эта книжица превращалась в страшную вещь, и самое лучшее, что можно было сделать – кинуть ее в огонь. Ведь обязательно найдутся люди, готовые за бессмертие, молодость или здоровье на принесение любых жертв. Пока же я подтащил стремянку к этому стеллажу и закопал книжку в бумагах на верхней полке. Поставив лестницу на место, я с чистой совестью ушел в свою комнату.

На утро в коридоре меня встретил сияющий Ярослав с двумя конвертами в руках: в одном были билеты на самолет, а в другом – банковская карточка с перечисленной на нее зарплатой.

- Самолет? Серьезно? – я, который еще ни разу не ездил даже на поезде, ошеломленно смотрел на авиабилет. – А что, все автобусы в мой город отменили?

- Зато у тебя освободился целый день, - поведал Яр. – Ты сможешь посмотреть Киев до отлета. И опять же – лучше лететь два часа, чем трястись в автобусе восемь.

- Что-то я не уверен, что это лучше, - пробормотал я с сомненьем, не говоря уж о цене – она была в шесть раз выше, чем на автобус.

- Я отвезу тебя в город, как только ты будешь готов.

- Да я, собственно, готов, вот позавтракаю, и можно ехать, - сегодня решил обойтись без пробежки, и мне ее уже не хватало, даже не думал, что так быстро привыкну.

- Отлично!

Мы пошли в привратницкую, хотя я понимал, что еще рано, но специально так вышел, так как хотел договориться, чтобы меня отвезли в Киев, совсем не ожидая такого фортеля от Ярослава. На кухне мы застали престранную картину: опираясь спинами о стену, на полу спали Глеб и Рен, голова Рена лежала на плече слегка сползшего вниз Глеба, а сам он лежал щекой на макушке Флорентия, на коленях у него спал свернувшийся клубочком хорек. Все трое были перемазаны в растительном масле, а шубка Глебки была им просто пропитана. Рядом на полу стояла бутылка масла, валялись полотенца, тряпки и ложка. Мы, онемев, замерли в дверях, ничего не понимая, но догадываясь, что здесь явно что-то происходило, причем совсем не оргия – скорее, были какие-то проблемы. Сзади раздался топот, и ввалился Руслан, разбудив спящую троицу.

- Ох ты ж, мать мою! – воскликнул он. – Тут что, проходили масляные бои?