Архивариус (СИ)

После завтрака я сходил в наш универсам за майонезом, купив на обратном пути в цветочном ларьке огромный букет роз. Розы – ее любимые цветы, но при этом они обязательно должны пахнуть, цветы без запаха казались маменьке ненастоящими.

Не успел я вернуться и раздеться, как оказалось, что нужно же было еще купить сладкую воду, свежий хлеб и «Миргородскую», потому что муж Доры Михайловны, маменькиной бывшей сотрудницы, с которой она приятельствовала, пьет только ее.

Потом оказалось, что одной банки горошка мало и нужно докупить еще, потом маман показался не слишком свежим листовой салат, и мне пришлось переться на рынок, чтобы найти более отвечающий ее вкусу.

Затем выяснилось, что белого вина недостаточно и на столе обязательно должно быть и красное тоже. Потом, что никто не подумал купить французский батон для бутербродов с икрой, а когда я в сотый раз вышел в магазин теперь уже за батоном и притащил его, она судорожно пекла налистники, решив, что блинчики с икрой будут вкуснее и интереснее, чем бутерброды. Безропотно положив батон на стол, я слинял в свою комнату.

Вот честно, еще и суток не прошло, а я уже скучал по усадьбе, тому покою и тишине, что она мне давала, по своей интересной работе в архиве, да даже по ребятам – никто из них не лез в душу, не навязывался, но всегда поддерживал, ну, не считая Флорентия, но он особый случай, и по нему, по его едким фразочкам я тоже скучал. И по шкодливому пушистику Глебке, и по величественному и благородному Рурсусу. Интересно все-таки, он то, что я думаю, – создание усадьбы, материальное выражение ее души?

Толком со своими женщинами я так и не поговорил, точнее, они со мной: вчера только состоялось вручение подарков да обменялись парой фраз, сегодня – подготовка к праздничному столу. Я видел, как маман смотрела на меня, как ей наверняка хотелось расспросить поподробнее о моей работе, о людях, которые меня окружают, о работодателе, и самое главное – о том, как меня кормят. Слава Богу, еще длилось лето и ей не было нужды интересоваться, тепло ли я одеваюсь. И это при том, что я каждый день с ней перезванивался.

К четырем пришли маменькины сослуживицы, с которыми она поддерживала отношения и после выхода на пенсию, приехала моя двоюродная сестра Татьяна с мужем и дочкой. Вроде гостей было немного, но для нашей крошечной квартирки и столько – избыток. Я сидел за столом, слушая неинтересные мне разговоры и мечтая убраться в свою комнату.

Проблема была еще в том, что муж Доры Михайловны оказался большим любителем выпить и считал, что мы с Танькиным мужем должны его в этом поддержать. Но я тут вообще не при делах – мне даже пиво не нравится, только домашняя наливка или сухое вино, а все, что со спиртом, - коньяк, ликеры, водка и тому подобное - мне вот совсем не лезет. Знаю, что это не по-мужски, но и заставлять себя не могу, тем более ради мужа Доры Михайловны.

Я считал себя человеком уравновешенным, но как же достают вопросы от некоторых гостей! В детстве это было «кем ты хочешь стать?» и «как ты учишься?», сейчас – «с кем ты встречаешься?» и «много ли зарабатываешь?». Ну реально, люди, я вас вижу раз в году на день рождения маман, какая вам разница, встречаюсь ли я с кем-то и сколько денег в моем кошельке? Ну честно, они б еще попросили меня стишок рассказать!

Когда наконец дорогие гости наелись и накушались так, что в них уже ни кусочка не лезло, разве что в кое-кого заливалось, некоторые все же решили отчаливать по домам. Первыми ушли двоюродная сестра с семьей, потом маменькины приятельницы, и последними укатили на такси Дора Михайловна с мужем.

В четыре пары рук, хотя бабулю пытались отправить спать, мы быстро убрали со стола, точнее, убирали женщины, а я мыл посуду, но как бы то ни было, к полуночи мы уже все закончили, воспользовались по очереди ванной и разбрелись по комнатам. Но засыпая, я еще слышал, как в соседней комнате что-то обсуждали маман с теткой, бабушка уже, наверное, спала.

В воскресенье было продолжение «банкета» только уже для своих: еды осталось море, и завтрак у нас плавно перешел в обед. Естественно, допросили меня с пристрастием, но мне самому было в радость поделиться информацией об усадьбе и людях. Я с удовольствием описывал поместье и сам дом, умалчивая о мистической составляющей. Мне приятно было окунуться в атмосферу усадьбы даже в воспоминаниях. Я скучал по ней. И после обеда просмотрел, что из вещей мне прихватить с собой, собрал рюкзак; самолет отправлялся в семь утра, а значит, мне нужно приехать в аэропорт хотя бы в половину шестого – шесть на крайний случай.

Маман тем временем напекла огромную миску пирожков с абрикосами и яблоками с тем, чтобы я взял с собой угостить «тех милых людей», с которыми я работаю, особенно ее восхитил мой работодатель, поскольку расщедрился на авиабилеты. Мне не очень хотелось переть с собой эту гору пирожков, но и отказаться я не мог.