Армейские письма к отцу

Часто думаю о том, что я стану делать после Армии, это вообще-то хороший признак, но ничего не придумал пока. Может быть, я и мог бы написать занятную повесть, ведь я знаю жизнь всех лагерей, начиная с общего и кончая особым, знаю множество историй и легенд преступного мира, т. е., как говорится по-лагерному, по фене, ВОЛОКУ в этом деле.

Но тут надо очень хитро написать, иначе самого посадить могут.

Но пока я живу себе, смотрю, многое записываю, накопилось две тетрадки. Рассказывать могу, как Шехерезада, три года подряд.

Не помню, писал ли тебе, что придумал популярнейший здесь лозунг для стрельб: ВЫБЕЙ, МАТЬ ТВОЮ ЕТИ, ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ИЗ ТРИДЦАТИ.

Будь здоров, папа.

Привет всем.

56

7 февраля [1963. Коми — Ленинград]

Здравствуй, папа,

У меня все в порядке. Стихов готовых нет. Но будут. Р. Рождественский мне не нравится. В его стихах гражданственность, так называемая, очень примитивная, а стихи похожи на худшую часть стихов Маяковского. А худшие стихи Маяковского, кстати сказать, очень плохие.

К тому же у Маяковского в этих самых «гражданственных» стихах втрое больше юмора, ума и толку.

Ты лучше достань сборник Слуцкого, или Винокурова, или «Струну» Ахмадулиной, еще есть Юнна Мориц. Да у С. Орлова[30] гораздо лучше стихи, чем у Рожд[ественского].

А Вознесенского я бы отдал под суд. Он грязный поэт. Очень плохой, не русский, и крайне не благородный.

Передай Люсе большое спасибо за печенье. Я в тот день дежурил ночью и черпал силы из этой коробки.

Маме спасибо за носки и за лимоны. Я их ем постепенно.

Светлана приедет 9-го, в субботу.

Попроси, пожалуйста, маме передать Маре спасибо за книгу «Жерар Филипп»[31].

В одном из писем я тебя просил тайком узнать день рождения моей мамы. Сделай это, пожалуйста.

Большой привет Люсе и Ксюше.

Сережа.

57

23 февраля 1963 [Коми — Ленинград]

Дорогой Донат!

Я целую ночь размышлял на посту про Борины дела, и вот что я хочу тебе сообщить. Он окончательно решил, что ему необходимо попытаться перебраться в Лялькин город, если возможность эта еще не пропала и если это не связано с изнурительными для тебя хлопотами. Главное, что Бориса заставляет просить об этом — полнейшее отсутствие в месте его теперешнего пребывания условий для работы. А там есть литературное объединение, и не одно, да и вообще совершенно другая жизнь.

Он имеет очень благоприятные отзывы о тех местах. Только все дело в том, чтобы перебраться именно в сам город, а не в окрестности, но даже и окрестности его устроят.

Насколько я понял, это его окончательное решение и он только чувствует неловкость за то, что так долго нагло колебался.

Кроме того, он просил передать, что всей своей дальнейшей жизнью он постарается отблагодарить тебя и твоих близких за все, что ты для него сделал, несмотря на частое невнимание, и обиды, и разочарования, которые ты видел от него.

И еще. Если что-то не будет получаться, ты ни в коем случае не волнуйся и не прибегай к очень затруднительным для тебя действиям, т. к. его окончательное решение вызвано не трудностями, а в большой мере здравым смыслом.

Будь здоров, Донат.

Привет Люсе и дочке.

Сережа.

Р. S. То, что Далецкому[32]

понравились некоторые стихи, мне радостно, но думаю, что он просто хотел сделать тебе приятное.

58

25 февраля [1963. Коми — Лєнинград]

Дорогой Донат,

вчера я отправил тебе письмо с окончательным решением и просьбой по поводу Бориного дела, а сегодня получил твое письмо про В. О. Мастеницу[33]. Во-первых, большое спасибо тебе и твоему товарищу. Посылать стихи мне неловко, да и правильно ли это, Донат? Если даже посчитать, что они хорошие, то песни он из них навряд ли сделает. В Ленинграде какой-нибудь Г. Орлов, может, и мог бы их спеть с эстрады, под гитару, или что-нибудь в этом роде, а в Коми, где либеральный дух гораздо слабее, чем в Л[енингра]де или Москве, ничего не получится. Разве что, таким образом попытаться вызвать у него личное сочувствие, чем повысить его активность. Другое дело, если ему, может, понадобится перевести, например, какую-нибудь комяцкую песню на русск[ий] язык с подстрочником, или Светкиной помощью, или что-то подобное.

Донат, не лучше ли подождать ответа, который, вероятно, он напишет М. Дмитриеву, и уж потом, узнав о его возможностях, затеять дальнейший разговор? Как ты считаешь?

Я еще раз хочу тебе сказать: если что-то не будет удаваться, ни в коем случае не огорчайся и не иди на большие хлопоты.

Решение возникло не от отчаяния, а из соображений здравого смысла, лишь после того, как я точно убедился, что я ко всем трудностям готов и ничего со мной не случится.

И еще вот что. Я понял, что при всех отрицательных сторонах жизнь моя здесь намного благороднее, чем раньше.