Армия Наполеона

Если решение Наполеона о вмешательстве в испанские дела вполне можно рассматривать как грубую политическую ошибку и как несправедливый акт насилия, подготовку к русскому походу сложно квалифицировать подобным образом. Император французов не мог избежать этой войны, т. к. ее готовил и страстно желал Александр I. Единственное, что мог выбирать Наполеон в начале 1812 г., это либо пассивно ожидать нападения, которое, без сомнения, произошло бы в самый неподходящий для него момент, либо попытаться упредить своего противника.

Мысль о том, что Наполеон ни за что ни про что ворвался в пределы России, быть может подходит для учебника начальных классов российских школ, но не выдерживает ни малейшего сопоставления с очевидными фактами. Любой объективный историк, изучающий политические и военные события этого гигантского противостояния, не сможет уйти от того обстоятельства, что в русском штабе в 1810–1811 гг. постоянно обсуждались планы нападения на герцогство Варшавское с дальнейшим привлечением на свою сторону Пруссии и возбуждением и поддержкой националистических движений в Германии с конечной целью полного разгрома наполеоновской империи. Невозможно уйти от того факта, что русские войска сконцентрировались на границах почти на год раньше Великой Армии, а характер дислокации русских корпусов не допускает никакого двоякого толкования – армия Александра готовилась к наступательным операциям

. Русские полки стояли, буквально уткнувшись носом в пограничные рубежи, что было бы совершенно немыслимо, если бы они готовились к действиям в рамках стратегической обороны, пусть даже активной.

Достаточно открыть том корреспонденции Наполеона, относящейся к началу 1812 г., чтобы абсолютно однозначно заключить: чуть ли не до самого июня 1812 г. Наполеон был уверен, что русские войска будут наступать. 16 марта 1812 г. Наполеон излагал свои соображения Бертье по поводу предполагаемого русского наступления: «…Первый корпус выдвинется на рубеж реки Алле и будет угрожать флангу армии (русской

), наступающей на Варшаву через Гродно»[451].

Однако ни в марте, ни в апреле 1812 г. русская армия не перешла границ, но военная машина империи Наполеона, запущенная в дело, уже не могла остановиться. Из Италии и Испании, с берегов Северного моря и Адриатики шли сотни тысяч солдат, катились пушки, поднимали пыль на дороге тысячи лошадиных копыт. Обратного пути уже не было… Император отныне поставил карту на быстрые и активные действия, теперь он видел целью кампании короткий стремительный удар по русским войскам, сосредоточенным на границе, их разгром и заключение победоносного выгодного мира. Ни о каком походе в глубь страны, а тем более движении на Москву нет ни слова в самых секретных приказах его маршалам и генералам.

«Если я возьму Киев, я возьму Россию за ноги, если я овладею Петербургом, я возьму ее за голову; заняв Москву, я поражу ее в сердце» – якобы сказал Наполеон накануне похода. Увы, весь этот анатомический театр с хватанием за голову, ноги, руки, сердце, желудок и т. д., появился под пером позднейших мемуаристов. Ни в одном приказе того времени, а их опубликовано великое множество, не упоминается никакая «часть тела» российской империи, зато постоянно присутствуют такие географические названия, как Висла, Варшава, Торн, Данциг, Мариенвердер и т. д. А ведь эти приказы писались не для прессы, не для пропагандистских листовок и не для позднейших исторических сочинений, а служили секретными руководствами к действию для командования Великой Армии.

К началу июня 1812 г. император уже не сомневался, что ему придется первому форсировать Неман, но даже в это время, в письмах от 26 мая и 5 июня своему брату Жерому он излагает свою концепцию будущих боевых действий следующим образом: «Я поручаю вам защиту мостов в Пултуске и Сироцке, на Нареве и Буге, потому что в моем выдвижении я дам неприятелю возможность наступать до Варшавы…»[452]

Еще яснее Наполеон выражается в следующем письме, где он рекомендует брату: «…заставить всех предполагать, что вы будете двигаться на Волынь и приковать противника как можно дольше к этой провинции, в то время как я обойду его правый фланг… Я перейду Неман и займу Вильну, которая будет первой целью кампании… Когда этот маневр будет замечен неприятелем, он будет либо соединяться и отступать, чтобы дать нам битву, либо сам начнет наступление… Во втором случае, когда… враг будет под стенами Праги (предместье Варшавы) и на берегах Вислы… я охвачу его… и вся его армия будет сброшена в Вислу…»[453]