Армия Наполеона

Не более убедительна и другая точка зрения, объясняющая войны России с Директорией и бонапартистской Францией реакционными склонностями русских царей. Только война Павла I могла бы подойти под такое толкование, и то с трудом. Александр же меньше всех походил на борца с революционной заразой, он еще до вступления на престол поражал иностранцев негодующими речами против «деспотизма» и преклонением перед идеями свободы, закона и справедливости. Конечно, цена его либерализма известна, и вряд ли приходится возражать тем историкам, которые считали его маской, но такая маска годится для чего угодно, только не для борьбы с революцией. Гораздо вернее, что у него не было никаких принципов и убеждений»[445].

Именно поэтому Тильзитский мир был обречён, но именно роковая война в далекой Испании, где погибал цвет наполеоновской армии, дала надежду Александру взять реванш за Аустерлицкий разгром, поражение под Фридландом и Тильзитский мир. Кстати после Тильзитского мира, который произошёл после двух поражений отношение к наполеоновской Франции в среде русской знати стало меняться на резко отрицательное. Офицеры отныне мечтали о реванше, а вся русская знать была в ужасе от появления на границе с Россией зачатка восстановленной польской государственности – Герцогства Варшавского.

Правда в 1809 г. Россия выполнила символически свой союзнический долг, выставив 30-тысячный корпус против австрийцев. Однако эти войска не сражались с неприятелем, а просто саботировали боевые действия. Более того, командир русского корпуса князь Голицын делал всё, не чтобы помочь полякам, вместе с которыми он в принципе должен был вступить в бой с неприятелем, а, наоборот, делал всё, чтобы навредить им.

Начиная с 1810 г. в высших слоях российского руководства появляются планы превентивной войны против французской империи.

Вот как излагал в феврале 1811 г. подобный план генерал Беннигсен в проекте, адресованном Александру I: «Не лучше ли ей (России

) предупредить своих неприятелей наступательной войной… Наиболее полезно овладеть Варшавою (коей потеря поразила бы и обезоружила часть поляков, не благорасположенных к России)… Итак, ясно видно, что Наполеон на первый случай не может иметь более как 90 тысяч французов в своем распоряжении на войну с русскими… прибавим к сему, что, оставаясь в оборонительном положении, дадим мы полякам увеличить их войска, между тем как наступательными действиями, если не успеем мы истребить или рассеять польской армии, то по крайней мере уменьшим ее гораздо, обезоружив оную хотя бы частью… Ко всему этому, что изъяснил я, кажется мне, что власть Наполеона никогда менее не была опасна для России (sic!), как в сие время, в которое он ведет несчастную войну в Гишпании и озабочен охранением большого пространства берегов…»

[446]

Обратим внимание, что войну предполагалось начать не из-за того, что Наполеон угрожал России, а, наоборот, потому, что «власть Наполеона никогда менее не была опасна для России»

В это же время другой советник Александра I, эмигрант д’Аллонвиль, подал царю проект войны. Здесь прямо говорилось, что необходимо «…начать наступление, вторгнувшись в герцогство Варшавское, войдя по возможности в Силезию, и вместе с Пруссией занять линию Одера, чтобы заставить выступить германских князей и возбудить восстание на севере Германии. 2. Расформировать польское правительство, рассеять его вооруженные силы… и безжалостно разорить герцогство

(!), если придется его оставить… 9. Нападать только с подавляющим превосходством сил и выгодой ситуации… Нельзя терять из виду, что человек, с которым мы воюем, соединил силы старой Франции с завоеваниями новой Франции и силами организованного якобинизма, который составляет сущность его власти. Мало поэтому поставить препятствие на пути столь большой мощи, но необходимо ее уничтожить»[447].

Начиная с весны 1811 г. эти теоретические соображения перешли в область практических действий. К западным границам российской империи двинулись колонны пехоты и кавалерии, потянулись вереницы артиллерийских обозов. Разумеется, что приготовления русских не остались незамеченными. Маршал Даву, командующий Эльбским обсервационным корпусом (т. е. силами наполеоновской армии, расквартированными на территории Германии), направлял императору один рапорт тревожнее другого. «Нам угрожает скорая и неизбежная война. Вся Россия готовится к ней. Армия в Литве значительно усиливается. Туда направляются полки из Курляндии, Финляндии и отдаленных провинций. Некоторые прибыли даже из армии, воевавшей против турок…