Армия Наполеона

Однако новая славная кампания явственно показала трудности войны на два фронта, ставшей фатальной. Хотя не стоит, очевидно, драматизировать ухудшение боевого потенциала французской армии по сравнению с несколько идеализируемыми «аустерлицкими солдатами», нет сомнения, что присутствие на Пиренеях части лучших полков не могло хотя бы в известной степени не обескровить главные силы. А армия в Испании требовала все новых и новых подкреплений. Вот что писал в это время один из офицеров уже знакомого нам 32-го линейного полка: «Каждый день мы теряем отборных солдат, которых так сложно заменить. Наши батальоны редеют в бесконечных мелких экспедициях и эскортах, а когда солдаты не находят смерть от пули, их настигают голод и лишения… 32-й похож на бездонную бочку. Наполеон вливает туда новых и новых солдат, но никак не может ее наполнить»[442].

Особенно важно, что события на Пиренеях повлияли и на русско-французские отношения и во многом сделали войну 1812 г. неизбежной.

У нас нет возможности анализировать здесь весь сложный спектр русско-французских отношений в 1801–1812 гг., сыгравших огромную роль в истории наполеоновской империи. Автор этой книги посвятил данному вопросу две большие книги, переведённые на французский и польские языки. Одна из них рассказывает о русско-французских отношениях в начале правления Александра I и войне 1805 г. (Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа, 1799–1805

), другая об отношениях в 1806–1812 г. (Битва двух империй). Поэтому здесь мы дадим лишь очень короткое резюме событий, о которых очень часто историки писали лишь на основе позднейших свидетельств, которые полностью искажали суть происходящего.

С самого начала правления Александр I избрал путь конфронтации с Францией, в то время как никакие геополитические и экономические соображения этого не требовали. Исследования автора этой книги, построенные исключительно на синхронных источниках, показали, что все аргументы ряда авторов утверждающих, что войны 1805 и 1806–1807 гг. были по своей сути превентивными, не выдерживают никакой критики. Наполеон не только не вынашивал коварных замыслов против России, но более того мыслил её как своего основного потенциального союзника в борьбе против английской гегемонии. Недаром на заседании Государственного Совета 2 января 1801 г. Первый консул Бонапарт заявил: «У Франции может быть только один союзник – это Россия».

Если в результате войны 1812 г., которая в России получила название Отечественная, российское общественное мнение стало рассматривать войны 1805 и 1806–1807 гг. как вполне логичные войны, которые должны были предупредить неизбежную агрессию против России, ничего подобного не видно в письмах, записках, заметках первых лет XIX века. Войну 1805 г. не одобряла даже значительная часть высшего дворянства, которое не понимало, зачем России вступать в войну из-за расстрелянного герцога Энгиенского или из-за барышей английских купцов. Так, граф Ростопчин заявлял: «…Россия опять сделается орудием грабительской английской политики, подвергая себя войне бесполезной»[443]

.

Войны 1805 и 1806–1807 гг. были непопулярны в России и совершенно не нужны Наполеону. Именно поэтому император французов считал эти конфликты в определённой степени случайными и произошедшими по воле проанглийского лобби при русском дворе. После войны 1805 г. он заявил прусскому послу Гаугвицу: «Россия будет со мной, быть может, не сегодня, но через год, через два, через три года. Время стирает все воспоминания, и из всех союзов это будет тот, который мне больше всего подходит»[444].

Поэтому когда в Тильзите царь предложил переговоры, Наполеон тотчас же пошёл навстречу вопреки мнению многих своих соратников, считавших, что необходимо добить поверженного опасного врага, несмотря на надежды поляков уже видевших в мечтах восстановление своего Отечества. Эти переговоры и заключённый в результате Тильзитский мир казались Наполеону исполнением всех его самых сокровенных надежд. Увы, он не знал, с кем имел дело!

Наполеон и понять не мог, сколь сильна личная ненависть и неприязнь Александра I, автора войн 1805–1807 гг. Никто не сформулировал так точно мотивы поведения царя, как выдающийся русский историк, работавший в эмиграции, Николай Иванович Ульянов: «В исторической литературе давно отмечен фанатизм этой загадочной ненависти и существует немало попыток ее объяснения. Самое неудачное то, которое исходит из экономических и политических интересов России. У России не было реальных поводов для участия в наполеоновских войнах. Европейская драка ее не касалась, а у Наполеона не было причин завоевывать Россию. Веди себя спокойно, занимайся собственными делами, никто бы ее пальцем не тронул.