Артюр Рембо

Таким образом, для Рембо Верлен стал всего лишь скрягой, да притом еще и лицемером, с которого нечего было взять, кроме уроков морали.

— А ты ни на что не годен, — бросал ему в свою очередь Верлен. Словом, мнения их друг о друге не сильно различались. При этом Верлен еще долго будет внимательно следить за жизнью и деятельностью своего бывшего друга, без конца терзая Делаэ вопросами о «штутгартском штуденте», «штутгартской штучке» или же «пиявке».

Но о чем Верлен особенно сожалел, так это о том, что лишился рукописи «Озарений». Что же с ней произошло? Нашел ли Нуво издателя? Для очистки совести Верлен сделал все, чтобы найти адрес самого Нуво. «Можно ли доверять этому человеку?» — спрашивает он у Делаэ. Приложив массу усилий, он сумел узнать, что тот находится в Англии, и назначил ему встречу на вокзале Кингс-кросс в Лондоне. Надо полагать, что раз Верлен проделал 200 километров (13 шиллингов, 3 пенса), это было верное предприятие. 7 мая он написал об этом путешествии Делаэ: «Я воспользуюсь моим коротким пребыванием в Лондоне (еще день-два), чтобы завязать знакомство с Нуво: в сущности, он мне кажется приятным молодым человеком, к тому же он полагает, что Варвара наша доигралась; да ты и сам это знаешь!»⁶

Встреча поэтов состоялась около 20 мая. Предполагают, что Нуво пообещал вернуть рукопись, которой в тот момент у него с собой не было. Свое слово он сдержал лишь в 1877 году.

К тому времени Рембо уже покинул Штутгарт, где оставил о себе дурные воспоминания и, вероятно, некоторое количество долгов. Он отправился на юг — его звала в свои объятия Италия. Продав чемодан, он купил билет на поезд до Альтдорфа[159], а дальше путешествовал на своих двоих. Время года было вполне подходящим (конец апреля — начало мая), однако взять Сен-Готард[160]

оказалось не так просто, как он думал. Мы не располагаем никакой информацией об этом путешествии, которое, по всей видимости, было очень тяжелым. В ноябре 1878 года он повторит этот подвиг в еще более ужасных условиях, но в своем подробном и потому очень живо написанном рассказе ни разу не намекнет на первое путешествие, разве что в конце, после озера Комо[161], поставит «знакомый маршрут». Останавливался ли он в знаменитом бенедиктинском монастыре Дисентис (ставшем позднее богадельней)? На эту мысль наталкивает рисунок Делаэ, изображающий бледного Рембо, одетого на итальянский манер, павшим ниц со слезами на глазах у ног пухлого, крепко сбитого монаха. Название «Развеселый капуцин» и подпись («либо это правда, либо — нет») намекают на некий инцидент, о котором Делаэ рассказывал Верлену⁷. Но тот факт, что монастырь расположен в долине Переднего Рейна, лишает эту гипотезу всяких оснований[162].

Кроме того, уже 5–6 мая Жермен Нуво сообщил Верлену, что Рембо находится в Милане и намеревается ехать в Испанию. Верлен тут же передал новость Делаэ: «Наш фрукт в Милане, ожидает денег для поездки в Испанию». Итак, роли переменились: теперь уже Верлен сообщал Делаэ новые сведения, не без гордости намекая на то, что у него тоже есть свои источники информации. Это письмо от 7 мая украшено наброском, изображающим Делаэ, Нуво и самого Верлена грозными университетскими профессорами в мантиях и шапочках, в то время как «фрукт», нахлобучив шляпу и повернувшись к наблюдателям спиной, с головой погрузился в свой «traduzione»⁸

.

В Милане нашему путешественнику пришлось еще некоторое время скитаться. Изнуренный, не имея средств к существованию, он ждал какого-нибудь случая. И действительно, удача улыбнулась ему. «Некая милосердная дама, — пишет Делаэ, — заинтересовалась им и приютила его у себя на несколько дней. По его речи она распознала в нем образованного человека и, вероятно, принялась расспрашивать о том, что он написал, так как ее гость, у которого не было с собой ни одной рукописи, чтобы прочесть ей или дать почитать, вдруг вспомнил, что дал мне когда-то «Одно лето в аду», и попросил книгу обратно»⁹.

Надо думать, Верлен, узнав об этом, посмеялся над случившимся. В двух статьях в «Людях современной эпохи», а также в письме от 17 ноября 1883 года (Альберу Максу?) он упомянул эту «vedova molto civile», намекая, что у Рембо было небольшое амурное приключение. По всей видимости, на самом деле оно не вышло за рамки безличной жалости или же чистой благотворительности.

«Рассказывая мне эту историю, — добавляет Делаэ, — Рембо воздержался от подробностей, которыми обычно изобиловали его письма. Я спросил его, что это за женщина. Он ответил:

— Хорошая женщина.

— Молодая?

Он пожал плечами, как будто мой вопрос показался ему по меньшей мере странным:

— Ну… нет.

Я не настаивал»[163].

Отметим также, что Делаэ получил визитную карточку Рембо (сохранилась) с его миланским адресом, написанным от руки: «Пьяцца дель Дуомо, 39». Этот дом уже много лет как снесен, и мы никогда не узнаем, кто была та гостеприимная вдова.