Артюр Рембо

Рембо планировал сразу же отплыть на данакильский[210] берег, в Таджура (французская колония Обок), куда должен был прийти груз, но ряд осложнений вынудили его задержаться. Тогда он поселился в Кэмп-Аден, в Гранд-Отель де л’Юнивер, великолепной — вывеска была три метра в высоту — гостинице, владельцем которой был Жюль Сюэль — родственник г-на Дюбара, человек лет шестидесяти, высокий и подвижный; он уже давно работал с братьями Барде, которые планировали доверить ему управление филиалом в Адене.

Наконец, в начале декабря Рембо приступил к работе. «Таджура, — пишет он 3 декабря, — маленькая данакильская деревня, несколько мечетей и несколько пальм. Здесь есть укрепление, когда-то давно построенное египтянами, где сейчас скучают шестеро французских солдат под началом сержанта (он и командует фортом)». Рембо окружали враждебно настроенные люди. Эти бедуины были в большинстве своем работорговцы. «Только не думайте, что я занялся торговлей рабами», — пишет Рембо в Рош.

В начале 1886 года он все еще оставался в Таджура в полном бездействии: «Дела продвигаются очень медленно, но я надеюсь, что положение изменится к лучшему. В этом краю нужно обладать сверхчеловеческим терпением». Если выполнение плана задержится еще, то возможность вернуться во Францию появится у него только весной 1887 года.

В это время с Рембо виделся итальянский путешественник Уго Ферранди: «Караван Солейе и караван Франзоя расположились в пальмовой роще за пределами данакильской деревни, а Рембо поселился в хижине в самой деревне. Это был высокий, худой человек, с седеющими висками, одетый на европейский манер, но очень небрежно. На нем были широкие брюки, вязаная фуфайка, просторная куртка серо-зеленого цвета, а на голове он носил только тюбетейку, тоже серую. Он бросал вызов знойному солнцу афаров, как будто сам родился тут»¹.

Один исследователь получил такое — не слишком лестное — свидетельство от содержателей гостиниц и торговцев в Обоке: «Рембо был человек довольно стройный, выше среднего роста, скорее худой. Лицо у него было малоприятное, скорее уродливое; хозяйка гостиницы, в которой он жил, глядя на него, говорила: «Этот человек не украсит ту великолепную коллекцию французов, которой обладает Абиссиния». Говорили также, что он травил себя алкоголем, табаком, гашишем, даже опиумом — чтобы избавиться от тоски — и что, приходя в себя, он был «осунувшийся, рассеянный, угрюмый, ел совсем мало, зато много пил». Если это правда, значит, он очень изменился: 14 апреля 1885 года Рембо писал, что пьет «исключительно» воду и совсем не курит.

Ходили слухи, что для путешествия во внутренние районы невозможно найти ни верблюдов, ни погонщиков, потому что местные жители, недовольные тем, что великие державы чинят препятствия работорговле, бастуют.

Неужели все провалится?

«Все плохо», — пишет Рембо домой 6 января 1886 года. Он снова становится пессимистом: «Человек планирует провести три четверти жизни в страданиях, чтобы отдохнуть в последнюю четверть; но чаще всего он подыхает в нищете, не зная, в каком месте плана остановился».

Наконец груз оружия прибыл: 2040 пистонных ружей, 60 000 патронов «Ремингтон» и многое другое. Все было сложено в хижине Рембо и тщательно охранялось.

Помимо каравана Рембо, другие караваны — Солейе, Савуре, Франзоя — ожидали в Таджура официального разрешения отправиться в направлении Шоа. Это разрешение выдавали губернатор Обока и местный султан; обычно это была простая формальность.

В феврале, рассмотрев прошение Солейе (его оружие было провезено транзитом в Аден и на сомалийский берег), английский губернатор напомнил французскому консулу в Адене, что по условиям франко-английского соглашения от 1884 года ввоз оружия во внутренние районы страны запрещен из опасения, что это оружие попадет в руки банд грабителей и обратится против белого населения, а также потому, что, как говорили, под прикрытием торговли оружием процветает торговля рабами (Рембо отрицал это). Наконец — эту причину держали в тайне — Англия, враждебно настроенная к королю Менелику, опасалась, что он расширит свое королевство и усилит свою власть. Однако для Солейе было сделано последнее исключение.

12 апреля 1886 года Рембо узнал, что губернатор Обока и султан Таджура воспротивились отправлению каравана!

Рембо оставалось только зарыть ружья в песок, чтобы избежать конфискации, и подать вместе с Лабатю протест в министерство иностранных дел в Париже (15 апреля): «Мы задействовали в этом предприятии все наши капиталы, всю нашу собственность, наших служащих и все наше время и поставили на карту само наше существование». Если французское правительство не снимет свое вето, оно будет должно двум компаньонам 258 000 франков.