Наконец он достиг Фарре, на границе Шоа. В тот момент, когда он въезжал на главную площадь поселка со своими верблюдами, ему навстречу откуда ни возьмись появился караван с бочками, принадлежавший Азагу[212]
(министру-администратору короля). После традиционных приветствий важный сановник заявил, что «frangui» (Лабатю), которого представлял Рембо, должен ему крупную сумму денег. «У него был такой вид, будто он хочет получить весь мой караван в залог, — пишет Рембо. — Я на время охладил его пыл, отдав ему свою подзорную трубу и две баночки драже Мортон[213]. Потом я отдал ему все, что, как я считал, ему причиталось. Он был крайне разочарован и с этих пор враждебно ко мне относился; среди прочего, он помешал другому мошеннику, абуне[214], оплатить изюм, который я привез для изготовления вина для причастия».Хорошенькое начало!
Дальнейший путь Рембо проходил по более зеленым местностям. 7 февраля 1887 года караван прибыл в Анкобер, столицу Шоа[215]
, жалкую деревеньку с лачугами из прутьев.И снова неудача: Менелика в Шоа не было.
Несчастный Рембо! Он оказался в Анкобере в исторический момент. Шла война с эмиром Харара, Абделлаи. Король, устав от бесконечных стычек на границе, решил перейти в наступление и уничтожить противника. Менелик сам возглавил свою армию, 6 января 1887 года разбил эмира при Чаланко[216]
и захватил значительное количество оружия. Через несколько дней король с триумфом вошел в Харар и поставил там нового правителя, дядю побежденного эмира Али Абу Бекра; Маконнен[217] вскоре сместил его и переправил, закованного в цепи, Менелику.Путешественник Жюль Борелли пишет в своем «Дневнике» (среда, 9 февраля 1887 года):
«Анкобер. — Выехали в 6 часов. Г-н Рембо, французский торговец, едет из Таджура со своим караваном. В пути он не избежал неприятностей. Все время одно и то же: дурное поведение, алчность и предательство людей, мелкие и крупные пакости (засады) афаров, нехватка воды, погонщики мулов, которые постоянно требуют денег. Наш соотечественник некоторое время жил в Хараре. Он знает арабский и говорит на амхарском и оромо[218]
. Он неутомим. Его способности к языкам, сильная воля и терпение во всех испытаниях делают его образцовым путешественником»3.Рембо со своей стороны был очень рад познакомиться с Борелли: наконец-то хоть один образованный человек!
Сразу же по приезде в Анкобер Рембо написал Менелику. Король ответил ему:
В Анкобере Рембо не ведал покоя. Сначала он поругался с погонщиками: каждому из них он обязался выплатить 15 талеров, сверх того — плату за два месяца, которую был должен. Но выведенный из себя их наглыми требованиями Рембо разорвал контракт, и это стоило ему судебного процесса с Азагом. Второй процесс, по совету некоего француза по имени Энон, возбудила против него вдова Лабатю. Энон, бывший кавалерийский офицер, был интриган, выдававший себя за посла Французской республики при дворе Менелика. «После неприятной беседы, в которой то я, то они брали верх, — пишет Рембо, — Азаз отдал мне разрешение на арест имущества покойного. Но вдова уже давно припрятала товары, вещи и редкие предметы, оставшиеся от него (на общую сумму в несколько сот талеров), и когда я, несмотря на сопротивление, вошел в его дом с тем, чтобы наложить арест, я нашел там лишь несколько старых кальсон, которые вдова выхватила у меня с рыданиями, гильзы и дюжину беременных рабынь. От всего этого я отказался». (Письмо к г-ну де Гаспари, вице-консулу Франции в Адене, от 9 ноября 1887 года.) Однако Артюр сумел отыскать счета Лабатю — 34 записные книжки. В одной из них он нашел расписку Азага о поставке слоновой кости на общую сумму в 300 талеров и решил их вернуть, но дальше решимости дело не пошло, и под громкие «вопли» вдовы записные книжки полетели в огонь. Среди сожженных бумаг были, кажется, документы невосполнимые, в частности о правах на собственность.
Тогда вдова Лабатю подала жалобу, и Азаг, «ошеломленный, предоставил решать это дело французам, которые тогда находились в Анкобере».
«Суд» под председательством г-на Бремона, главы французской общины, вынес решение об отмене конфискации и возвращении г-же Лабатю земель, садов и скота. Было также решено, что все европейцы, находящиеся в Анкобере, соберут 100 талеров для вдовы своего покойного коллеги (это решение, однако, не было исполнено).