Асафетида

В среднем ярусе за стеклом экспонировались хрусталь и фарфор. Зеркальный задник умножал вдвое богатство ушедшей эпохи. Открыв одну из дверок, Николай достал чайные кружки в нежный розовый цветочек и две хрустальные розетки.

Отлучившись вновь, он вернулся с литровой стеклянной банкой и разложил по блюдцам желто-коричневого повидла:

– Грушевое! Угощайтесь! – Настоятельно порекомендовал он и тут же снова скрылся из виду.

Справа от подоконника у хозяина был сооружен красный угол. На самодельной полочке из ДСП в ряд стояли Спаситель, Богоматерь, Рублевская Троица в маленьком списке и еще какой-то святой в сусальном золоте.

Со стены напротив, кто черно-белыми, кто цветными глазами, на небожителей взирали миряне: женщины, дети, мужчины. Последние доминировали и почти все были в армейской форме. К фотографии молодого десантника была привинчена медаль “За отвагу”. Рядом в таком же голубом берете красовался мужчина постарше с аккуратно подстриженными усами. Среди помутневших от времени снимков один, совсем старинный, напомнил мне портрет героя Первой мировой из школьного учебника, имени которого я, как ни старался, не смог выудить из памяти. В чертах орденоносца с подкрученными вороными усами угадывалось фамильное сходство.

Дверь в кладовку у хозяина была снята вместе с петлями. Внутренность, сколько хватало обзора, занимал уборочный инвентарь: швабры, веники, круглые и квадратные ведра. Посредине возвышалась груда ветоши, которая на моих глазах внезапно заворошилась, и наружу полезло что-то темное. Я уже приготовился к очередному кошмару, но выбравшееся существо оказалось живым черным котом.

– Уголек, – представил кота Точкин, шагнув в комнату. На этот раз он держал тарелку с нарезанным батоном. Полуприсядью кот сделал несколько робких шагов по паласу, не отводя от меня взора.

– А это Ворон, – объявил Николай, легонько ткнув пальцем в предмет на верху стенки, который я до сих пор принимал за меховую шапку. Чтобы дотянуться, Николаю пришлось встать на цыпочки. Разбуженный кот одарил сначала хозяина, потом меня ненавидящим взглядом желто-зеленых с искорками глаз.

Выяснилось, что Ворон с Угольком не родственники, а “как бы друзья”. Первого еще котенком Точкин подобрал на работе, то есть в подъезде: накормил, попоил молоком и устроил у себя дома.

Место на верхотуре было облюбовано им сразу. Когда не спал, он имел обыкновение обозревать свои маленькие владения с вышины, совершенно оправдывая свое грозное птичье имя, а вниз спускался только в туалет или перекусить.

Гостей, особенно навязчивых, Ворон просто не терпел. Когда Любимов, заглянув к Точкину однажды навеселе, сунулся к нему на шкаф “покыскысать”, кот недолго думая прокусил ему ноздрю насквозь, так что получилась готовая дырка для пирсинга. С тех пор капитан старался держаться от него подальше, а скоро приволок другого кота, такого же черного, и торжественно вручил Точкину “для комплекта”. Это был Уголек.

За пару недель до того Андрей, заслышав крики в гаражах, вырвал его из рук двоих подростков-садистов. Если б не аллергия супруги Татьяны, которая обнаружилась внезапно, Уголек так и остался бы у Любимовых, но, когда стало ясно, что симптомы не уходят, и будет только хуже, зверь, уже успевший обзавестись немудреной кличкой, переехал жить к Николаю.

Познакомив меня с питомцами, Точкин шагнул к портретам в групповой рамке. Выяснилось, что не только дед его, не разменявший при жизни и четвертого десятка, но также отец, мать, и брат Сергей давно мертвы. Имелись еще какие-то родственники из Новгорода, но с ними Николай не выходил на связь в последние годы, и существовал почти в полном человеческом одиночестве, если не считать регулярные визиты Андрея Любимова.

Тот в девяностые служил на Кавказе под началом брата Сергея и с младшим Точкиным познакомился уже после гибели командира. Сам он, тогда еще старлей, вернулся из горной командировки с осколком в позвоночнике и сначала думал комиссоваться, но не комиссовался и перевелся в дивизионный штаб на должность, среднюю между снабженцем и финансистом. Там он с годами незаметно получил “капитана”.

Отца Николай помнил только по фото и “большим зеленым пятном”, но мать, когда пришло известие о гибели Сергея, еще была жива. Она нашла в себе силы пережить потерю старшего сына, хотя категоричное решение младшего, круглого отличника, пойти по стопам старшего было принято ею с трудом. В десантное училище не брали по росту, и Николай решил поступать в Военный автомобильный в той же Рязани.