Аспекты

Поздней ночью Варису приснился сон: он брел по грязи, увязая с каждым шагом все глубже и глубже; его подгонял не только страх перед бездной, но и еще какой-то порыв, не поддающийся определению. Было темно; прямо перед ним высились деревья, очерченные с бредовой ясностью, а за ними чернел мрак. Как только он проходил мимо дерева, оно исчезало, а впереди появлялось новое. Куда бы он ни повернул – он понимал, что сворачивает, сам того не зная, – перед ним возникали все те же бесконечные коридоры деревьев. Где-то заухала невидимая сова. Трясина затягивала, голова раскалывалась от любого движения. Он обозлился на болото и на лес. Злоба была приятна. Казалось, злоба помогает, делает что-то настоящее.

Из него вырвался свет – темно-фиолетовый, темнее мрака. Деревья зашатались, болото всколыхнулось. Стволы с треском раскалывались, сучья обламывались и падали.

Он замер и огляделся. Земля была усыпана хвоей и ветвями. Варис сделал шаг. Слой веток, пружиня, хрустел и скользил под ногами, но удерживал его на поверхности.

Значит, злоба крушит деревья, подумал он, а ярость осушает болото. Что ж, хорошо, очень хорошо. Озлобиться легко, разъяриться еще легче…

Он проснулся от крика. Его щека прижалась к обнаженному плечу Лумивесты; руки сомкнулись в крепком объятии, ноги переплелись.

– Уже утро? – спросила она.

За окном все еще голубовато сияла луна. В голосе Лумивесты не было ни страха, ни тревоги.

– Еще нет. Прости, я не хотел тебя будить.

– Мне очень жаль это слышать.

– Нам еще ехать и ехать. Спи.

Она закрыла глаза и задышала глубоко и ровно.

Варис соскользнул с кровати, плеснул воды в лицо, оделся и вышел из купе в салон. Там тускло горели две лампы. Старший проводник, дремавший за столиком, тут же встрепенулся и спросил Вариса, что тому угодно. Варис помотал головой, отошел в дальний угол и сел в кресло.

До рассвета оставалось около часа. Почти полная луна висела низко; длинные черные тени перечеркивали ее серебристое сияние. Утро обещало быть яснее, чем вчера, хотя в долинах клубился туман. Состав проезжал через рощу; от крон высоких тополей в салоне стало темно. Стволы в туманной дымке казались ненастоящими, как деревья во сне Вариса. Он прикрыл глаза рукой.

В конце концов, это всего лишь сон. Варису не являлись вещие сны, он не был ни чаровидцем, ни еще чаро-кем-то; заявлять об обладании способностью к чародейству он мог не больше, чем заявлять об обладании Богиней. Скорая длань смерти или отчуждающая рука расстояния может лишить его всего, что у него есть. Впрочем, лишь до тех пор, пока не примут конституцию; но если Извор прав, то и этого он не получит.

Таланта достаточно, если это способность исцелять. Такой талант всегда востребован. Еще лучше – способность исцелять животных: хорошему, знающему конеспасу или стадоправу обеспечены не только прекрасное житье, но и восхищение, и всеобщая любовь, больше даже, чем священнослужителям.

Давным-давно существовали чаросплавы, но для стали и чугуна требуется постоянный жар, который легче получать с помощью механической плавильной печи, а не с помощью чародейства.

По правде сказать, чародейство угасало. Железные пути сменили облачных коней; место гипноречи и далезора заняли щелчки магнографа. Вполне возможно, что через несколько лет лорды чародейские уступят свои парламентские кресла лордам инженерным. И это сотрет различия между палатой лордов и палатой общин, а что потом – кто знает? Может быть, наступит крах парламента, республики; будет прямое голосование, все за всех, то, что некоторые называют Вульгаратом или Властью Черни. Он вспомнил слова Извора о великом деле, которым ему, Варису, предстоит заняться после реформы конституции. Нет, твердо сказал он себе.

До тех пор, пока его работа нужна, до тех пор, пока в усадьбе Странжа его ждут друзья и бурлит жизнь, у него есть все необходимое.

Примерно в то же время Сильверн сидел в своем купе, уже одетый, и читал. В дверь постучали.

Он впустил Лумивесту.

– Я думала, Варис у вас, – сказала она.

– Нет, наверное, он в салоне или в вагоне-ресторане. Пойдемте его поищем?

– Чуть позже, – сказала она. – Не возражаете, если я присяду?

Сильверн указал на кресло.

Она села, чопорно выпрямившись и сложив руки на плотно сдвинутых коленях.

– Он сказал, что вы знакомы лет двадцать.

– Да.

– Он вас никогда не пугает?

– Вопреки расхожему мнению, – медленно произнес Сильверн, будто слова его были железом, дробящим гравий, – палионы способны чувствовать страх. И поскольку я знаком с ним дольше, чем вы, то и пугал он меня пропорционально больше.

Лумивеста напряженно сцепила руки.

– Охотник охотника чует издалека, – добродушно напомнил Сильверн.

– Вы же сказали, что он не охотник. – Она не сводила темных глаз с серебристых глаз Сильверна. – Но он и не жертва.

– Варис – самый дорогой среди моих дорогих друзей, и я не откажу ему в любой помощи. Но некоторые позиции должен удерживать один-единственный боец.

– Я знала людей, чья душа сияет ярче солнца, – сказала она, – и тех, чья душа чернее самой темной тени. Он ярок, но холоден, в тысячу раз ярче луны. И он не любит Богиню.