Аспекты

Блисс наполнил бокалы. Внесли огромную фарфоровую супницу с прозрачным бульоном, сваренным на луке-порее с лавровым листом и чесноком. Как и предупреждал Березар, после этого за столом завязались оживленные разговоры, гости принялись обсуждать самые разные темы – новые ветки железных путей, театральные постановки в Листуреле, погоду и парусный спорт в Южном Заливе, – и стали пересаживаться с одного места на другое, чтобы было удобнее говорить с собеседниками о всякой всячине: о полуавтоматических пистолях «Вулканик», о значении колианских имен, о золотом стандарте и прочем. Гости сами передвигали столовые приборы и тарелки, а соседи или прислуга безошибочно передавали хрустальные бокалы по назначению. Поначалу Лумивесту смутило такое поведение – и своей новизной, и страхом кому-нибудь помешать, но Странж, которого не сдерживала необходимость переставлять стулья, свободно разъезжал вокруг стола и в конце концов коснулся ее руки.

– Вас отсюда не слышно, – сказал он.

После того как Лумивеста все-таки сделала первый шаг, все наладилось.

После супа подали ростбиф с мясной подливой и ломтики оленины в нежном яблочно-коричном соусе, а на гарнир картофель со сливками и сыром, пряженый пастернак и спаржу, приготовленную на пару и чуть сбрызнутую уксусом.

– …в этом-то и беда, – довольно громко объяснял Варис Сильверну. – Чем сердитее северянин, тем тише он говорит, а чем больше злится житель Востока, тем больше он поднимает шум. Поэтому когда на самом деле все хорошо, каждый думает, что его собеседник на него зол, а когда оба считают, что вот-вот придут к согласию, на самом деле они едва не на ножах. Так как же заставить колианцев это уразуметь, пользуясь голосовыми регистрами, доступными человеческому уху?

Речен беседовала с Винтерхольмом и Странжем на языке жестов. Лумивеста уже научилась различать простые «да» и «нет», а также трепетание пальцев в воздухе, очевидно означавшее смех. В общении с остальными Речен пользовалась блокнотом и стремительным карандашом, отвечая кратко, чтобы не затягивать течение беседы.

Снова оказавшись рядом со Странжем, Лумивеста сказала:

– Все так… непринужденно. В детстве я так представляла себе заседания парламента, когда отец уезжал в столицу на сессию. – Она рассмеялась. – А оказывается, заседания парламента больше всего похожи на официальный банкет с невкусной едой.

– О да, мы живем, как цари Косса из древних преданий, хотя наши слуги и не призрачны, как у них. Вы знакомы с трудами пандектского мыслителя Перишекса?

– По-моему, нет… хотя погодите… – Она рассеянно улыбнулась. – Меня учили и пандектскому, и кверцийскому. Вы имеете в виду «Не разделяй»?

– Вот именно! Перишекс проповедовал стирание классовых различий между хозяевами и слугами, владельцами и арендаторами, ну и тому подобное. Он выражал свои взгляды излюбленным способом: излагал свои принципы на листе бумаги, заворачивал в него кирпич и швырял в окна. Причем не в окна богачей, а в первые попавшиеся, следуя своему утверждению, что его послания предназначаются не одной группе граждан, а всем и каждому, ведь измениться должны все.

– Ну да, сдается, что с таким именем другого призвания у него и быть не могло.

– Нет-нет, имя он себе сам придумал. Его биографы сходятся на том, что при рождении ему дали имя Ихнатус, рыбовод. Якобы он научился швырять кирпичи, отгоняя котов от своих питомцев. В Восточном флигеле есть прекрасный фриз с его изображением – очень древний, почти осыпался. В свое время здание хотели снести, но нам удалось спасти стену. – Странж указал за эркерное окно. – Вон там, в нижнем этаже, чуть севернее центра. В принципе весьма неплохие политические взгляды, но кирпичи – это уже чересчур.

Варис, сидевший через три стула от них, обернулся и заметил:

– Иногда людям любого сословия необходим шум для привлечения внимания.

– По-вашему, я с большей готовностью ознакомлюсь с политическим заявлением, которое едва не пробьет мне череп?

– Ох, прекратите! – воскликнул Винтерхольм. – Представляете, что будет, если этим заинтересуется Пиннер? «„Листурельский вестник“, каждое утро в ваше окно».

– «Оформите подписку на два года, – добавила Эдеа, – и получите бонусом очаровательную садовую беседку».

Странж откинулся в кресле, сложив ладони, и с сияющим лицом заметил, ни к кому особо не обращаясь:

– Превосходно! Просто чудесно.

– Здесь все как будто давным-давно знакомы, – сказала ему Лумивеста.

– В этот раз так оно и есть. До вас новичком была только Речен. К сожалению, в последнее время у нас мало новых гостей. Я надеялся, что с появлением железных путей посетителей станет больше, но этого так и не произошло.

– Как жаль…

– Мне тоже жаль, Лумивеста. – Он снова улыбнулся. – Возможно, это характерно для нового поколения. Мои нынешние друзья очень заняты управлением железными путями и государством, но доставляют мне много радости, проводя здесь свое свободное время.

– Мой дед рассказывал… Но это было очень давно. Вы действительно были с ним знакомы?