Так в этом же (1985-м) году объединенной группой мы поехали в Москву к Володе Наумцу, которого я уже познакомил с Тимуром Новиковым и тот выставлял его в домашней галерее «Асса». А потом Гарик нас всех привел в «Детский сад», где мы обнаружили Германа Виноградова и других художников, находившихся в самом начале своего пути и придерживающихся достаточно устаревших художественных традиций. Хотим мы этого или нет, но аналогии с футуризмом напрашиваются сами. Терпеть было уже незачем и ждать было нечего, поэтому среда оказалась восприимчивая к новациям. Помнится, когда мы поехали в Вятку с нашими фильмами, тамошний исполком просто-таки встал на уши. Возмущение вызвал момент акции отрезания головы – и подобным эпатажем – что буквально через несколько лет засочилось отовсюду со всевозможных экранов. Номенклатурщики, которых жизнь научила читать все между строк, усмотрела в этих кадрах какие-то далеко идущие знаки и случился скандал.
Тогда же случилась 17-я молодежная выставка, которая почему-то считалась краеугольной, но почему-то искусства как такового на ней не присутствовало. Мы тогда привезли на поезде все свое барахло и попросту завесили пространство, наплевав на все эти внутренние градации. При этом наивная московская молодежь влилась в движение и до сих пор продолжает свою наивную деятельность. Особенно те, кто не попал на Сотбис-88 и не успел спятить от денег. Эта тенденция – использование творческого потенциала, прикрываясь патриотическими лозунгами, типа
М.Б.
Наверное, было несколько досадно – по поводу неучастия нового ленинградского искусства на московской ярмарке?О.К.
Ну конечно, было досадно, потому как на том же «Сотбисе» не присутствовало большинство питерской художественной среды – но не настолько, чтобы долго об этом переживать. Может, даже и к лучшему. Зато сохранили свою адекватность и продолжили поиски без особых моральных потрясений. Есть такие люди, которые лучше других учатся искать и находить, и, в конечном итоге, становятся проводниками между бытием и реальностью. В данном случае речь идет о высшем разуме, который не терпит серьезных вмешательств бытовухи и бюрократии. Ну а кто подвержен, знать, планидка у них такая, войти под таким углом в мировую историю. Сгореть без остатка в стратосфере или выпасть в осадок.Так или иначе, все, кто попадал в орбиту нового проекта, тут же становились либо художниками, либо какими-то композиторами и самореализовывались как могли на отвоеванных у государства площадках. Но делали это искренне и вживались в новые роли, выдавливая из своего сознания все наносное. По идее, то, что должна была делать семья и школа, происходило в подобных кругах и самостоятельно. И ставили опыты над товарищами, которые, поскольку анализы в больницу не носили, давались в эти эксперименты достаточно охотно. Появились коллективы и новые люди из Москвы. При этом подобных людей в стране было немного, и все друг друга знали, иногда заочно. Таким, например, был Леша Тегин, который участвовал вместе с Сергеем Летовым в «Популярной Механике» под лозунгами «Асса». Появление шумовых оркестров после «ноль музыки» было неизбежно, и московские представители составили индустриальную секцию в
Речь здесь идет о подходе к идеалу. А поскольку никто не знает, какой он, происходят эти колебания между стилистиками, и искусству здесь отведена роль комбинации стилей, чтобы сделать все еще проще и яснее. То есть к мгновенной материализации задумки, то, к чему, по сути, стремится наука, увлекая за собой человечество. Мы ж занимались некоей сказкой, которую незамедлительно хотелось сделать былью, причем без остатка… Часть этой сказки воплотилась в живописи, часть – в музыке; какие-то намеки просочились в одноименное кино про «Ассу». И у всего назревшего в этой истории были свои предыстории.