Астронавты в лохмотьях. Деревянные космолеты

— Ты сказал, что она явилась тебе, как видение, и говорила прямо с Дальнего Мира. Трудно вообразить что-нибудь более сверхъестественное.

— Наверно, мы по-разному понимаем это слово. То, что мы с женой разговаривали, — вполне естественно. Мистический оттенок этому случаю придают лишь некоторые мелочи, лежащие за пределами нашего понимания.

Толлер заметил, что Бартан, хоть и под хмельком, говорит удивительно гладко. Он встал, сделал круг по комнате, освещенной масляными лампами, и уселся в кресло. Бартан смаковал бренди и выглядел совершенно нормальным.

— Скоро придет Илвен Завотл, если только гонец не сбился с ног, разыскивая его, — сказал Толлер. — Предупреждаю: он поднимет тебя на смех.

— Ну и пожалуйста. — Бартан пожал плечами. — Собственно, он вовсе не обязан верить. Случай с женой касается только меня. Я и рассказал-то о нем лишь затем, чтобы вы поняли: у меня есть личная причина лететь на Дальний Мир. Как бы ни была она серьезна, глупо надеяться, что другие отправятся в такое рискованное путешествие только ради спасения моей жены. Но мне почему-то верится, что король захочет попытать счастья там, где Рассамарден сломал себе шею, — захочет присоединить к своим владениям целую планету. И я, подбросивший ему эту мысль, буду вознагражден зачислением в состав первой дальнемирской экспедиции. Если, конечно, до этого дойдет. Вашего друга Завотла я попрошу о пустяке: чтобы он сделал полет возможным.

— Ага, сущий пустяк.

— Вряд ли вы когда-нибудь поймете, сколь много я прошу. — На лице Бартана — юного старца — появилось тоскливо-задумчивое выражение. — Видите ли, все, что случилось с женой, — на моей совести. Ужасно было ее потерять, но еще ужаснее — влачить бремя вины…

— Бедолага, — вздохнул Толлер. — И ты из-за этого так пьешь?

Склонив голову набок, Бартан поразмыслил над вопросом.

— Наверно, начал я из-за этого, но скоро обнаружил, что пьяному куда легче, чем трезвому. Не так тошно.

— А в ту ночь, когда она являлась, ты был…

— Пьян? — договорил за него Бартан. — Еще бы! — Словно дополняя признание, он сделал несколько больших глотков. — Но к тому, что происходило в ту ночь, это не имеет ни малейшего отношения. Милорд, если угодно…

— Толлер.

Бартан кивнул:

— Толлер, если угодно, считайте меня полоумным или одержимым, по большому счету это не важно. Я прошу вас об одном: отнеситесь всерьез к предложению насчет экспедиции на Дальний Мир. Поймите, я должен лететь. Я опытный воздухоплаватель. Я и пить брошу, если понадобится.

— Понадобится. Но как бы меня ни восхищала идея слетать на Дальний Мир, я не смогу всерьез обсуждать ее с королем или с кем-нибудь другим, пока не услышу, что на этот счет думает Завотл. Пойду встречу его внизу и отведу в отдельный кабинет, там можно будет освежиться винцом и поговорить о делах в более располагающей обстановке. — Толлер поднялся и поставил на стол пустой кубок. — Когда приведешь себя в порядок, спускайся к нам.

В знак согласия Бартан поднял свой кубок и сделал внушительный глоток.

Укоризненно покачав головой, Толлер покинул номер и сумрачным коридором прошел к лестнице. Бартан Драмме — в высшей степени странный молодой человек, размышлял он, если не сказать — безумец. Но когда он впервые заговорил о путешествии на Дальний Мир, в Толлере мигом ожило знакомое чувство — радость первопроходца, после трудных многолетних скитаний увидевшего впереди свою цель. Этому сопутствовала мощная волна возбуждения, но Толлер сдерживал ее из страха разочароваться.

Как бы дико, нелепо и смешно ни выглядела идея полета на Дальний Мир, Чаккелу она придется по душе — именно по той причине, на которую указал Бартан. Но лишь при условии, что Илвен не сочтет ее бредовой. Завотл снискал королевское расположение, техническая сторона межпланетных полетов целиком в его ведении, так что, если этот коротышка с ушами в трубочку скажет: «О чем ты говоришь? Дальний Мир недосягаем!», Толлеру Маракайну ничего другого не останется, как смириться с уделом простого смертного, ожидающего заурядной кончины.

А этого допустить нельзя.

«Джесалла тысячу раз права, — подумал он, останавливаясь на ступеньке лестницы. — Я веду себя в точности как она говорила. Но есть ли сейчас смысл делать что-то иное?»

Он спустился в заполненный народом вестибюль гостиницы и увидел Завотла в партикулярном платье — он о чем-то расспрашивал портье. Толлер громко поприветствовал его, и через минуту они расположились в маленьком кабинете, а на столе появился графин доброго вина. В стенных нишах горели лампы, и в их ровном голубоватом сиянии Толлер заметил, что его друг утомлен и погружен в свои мысли. Он был моложе Толлера на несколько лет, но его сильно старила ранняя седина.

— Дружище, что с тобой? — участливо спросил Толлер. — Опять желудок шалит?

— Даже если не ем ничего, все равно — несварение, — ответил Завотл с чахлой улыбкой. — Не ахти какое удовольствие.