— Чтобы получить историческую выгоду, надо привести корабль в целости и сохранности. Где гарантия, что это удастся?
— Ваше Величество, корабль выдержит любые испытания, — уверил Толлер. — Я же не самоубийца.
— Да что ты говоришь? Знаешь, Маракайн, иногда я в этом очень сомневаюсь. — Чаккел встал и принялся мерить шагами тесный кабинет, тот самый, где год назад он совещался с Толлером и Завотлом. Стол и шесть кресел оставляли августейшему брюху лишь узкую полоску; возвратясь к своему креслу, Чаккел облокотился на спинку и, насупив брови, взглянул на Толлера.
— А как насчет расходов? — осведомился он. — Ах да, я запамятовал: тебя никогда не интересовали такие приземленные пустяки.
— Ваше Величество, нужен один корабль с командой из шести человек. Только и всего.
— Толлер, мне все равно, сколько народу ты наберешь в команду, и тебе это известно. Я говорю о постройке и содержании действующих станций в зоне невесомости. Это же целое состояние!
— Но это открывает дорогу к новому миру…
— Вот заладил! — перебил Чаккел. — Ладно, будь по-твоему. Дикая затея, но раз уж так приспичило… Вообще-то ты заслужил поблажку, геройствуя на войне… Но с условием: Завотл не полетит. Остаться без его мозгов — для меня непозволительная роскошь.
Завотл опередил Толлера.
— Ваше Величество, — произнес он, — с досадой вынужден предупредить вас, что вы так и так скоро останетесь без моих мозгов.
Чаккел сощурил глаза и воззрился на него с таким видом, будто заподозрил подвох.
— Завотл, — вымолвил он наконец, — ты никак помирать собрался?
— Да, Ваше Величество.
Казалось, ответ не столько опечалил Чаккела, сколько сбил с толку.
— Н-да… н-да… не нравится мне это…
— Благодарю, Ваше Величество.
— Ладно, меня ждут государственные дела, — отрывисто бросил король и направился к выходу. — Учитывая все обстоятельства, не вижу смысла запрещать тебе путешествие на Дальний Мир.
— Ваше Величество, я перед вами в огромном долгу.
В дверях Чаккел задержался и бросил на Толлера последний, особенно пристальный взгляд.
— Похоже, игра близится к концу? А, Маракайн?
Не дожидаясь ответа, он скрылся в коридоре, и в кабинете наступила тишина.
— Илвен, хочу тебе кое-что сказать, — тихо проговорил Толлер. — Мы напугали короля. Ты заметил, он постоянно внушал, что оказывает нам услугу? А на самом деле все обстоит иначе: ему страсть как хочется, чтобы над Дальним Миром развевался его штандарт. Гарантированное местечко в истории — не бог весть какая замена бессмертию, но ни один монарх, похоже, не в силах противиться такому искушению. А мы все время напоминаем Чаккелу, сколь суетны подобные мечты.
— Странные речи, Толлер. — Взгляд Завотла бродил по лицу друга. — Я останусь на Дальнем Мире, но ты обязан вернуться.
— Старина, не волнуйся ни о чем. Я вернусь любой ценой. Даже ценой собственной жизни, если понадобится.
Толлер не был уверен, что сын пожелает встретиться с ним, а потому невыразимо обрадовался, увидев на южном большаке одинокого наездника. Место встречи было выбрано не случайно; во-первых, там был пруд, а над ним высился приметный остроконечный утес в золотых прожилках, во-вторых, оно находилось на северном склоне последней гряды холмов перед бывшим имением Толлера. Если бы он проехал еще милю до гребня, то увидел бы до боли знакомую картину; и мысль о том, что в этом доме живет Джесалла, разбередила бы его рану. Но не по этой причине он держался в стороне от усадьбы. Просто в душе Толлер дал себе и жене слово, что их пути разошлись навсегда. А значит, оказаться в пределах видимости из дома нельзя, иначе клятва будет нарушена. Толлер не взялся бы искать в этом логику — он поступал, как ему подсказывала совесть.
Он спешился и отпустил синерога щипать траву, а сам остался на дороге — ждать сына. Как и в прошлый раз, он узнал Кассилла по ярко-кремовым передним ногам его скакуна. Кассилл подъехал неспешно, но и не слишком медленно, и остановил синерога шагах в десяти от отца. Не покидая седла, он устремил на Толлера задумчивый взгляд серых глаз.
— Сынок, ты бы лучше спешился, — ласково предложил Толлер. — Проще будет разговаривать.
— А нам есть о чем говорить?
— А иначе зачем бы ты сюда ехал? — Толлер криво улыбнулся. — Давай слезай. Ничего с твоими принципами и честью не случится, если мы потолкуем лицом к лицу.
Кассилл пожал плечами и с атлетической грацией соскочил на землю. Овалом лица и пышной копной глянцевитых черных волос он напоминал мать, но в жилистой фигуре угадывалась отцовская сила.
— Ты хорошо выглядишь, — сказал Толлер.
Кассилл опустил голову и окинул взглядом свой наряд — дерюжную рубаху и штаны, в которых его можно было принять за простого крестьянина.
— Я работаю в литейном и кузнях, иногда приходится тяжести таскать.
— Знаю.
Вежливый ответ Кассилла согрел отцовское сердце, и Толлер решил, что пора перейти к разговору, ради которого он приехал.