Во-первых, для того, чтобы из русского новобранца средних способностей сделать обученного солдата, требуется вообще довольно много времени. Русский солдат, несомненно, очень храбр. Пока тактическая задача решалась наступлением пехотных масс, действовавших сомкнутым строем, русский солдат был в своей стихии. Весь его жизненный опыт приучил его крепко держаться своих товарищей. В деревне – еще полукоммунистическая община, в городе – кооперированный труд артели, повсюду – krugovaja poruka, то есть взаимная ответственность товарищей друг за друга; словом, сам общественный уклад наглядно показывает, с одной стороны, что в сплоченности все спасенье, а с другой стороны, что обособленный, предоставленный своей собственной инициативе индивидуум обречен на полную беспомощность. Эта черта сохраняется у русского и в военном деле; объединенные в батальоны массы русских почти невозможно разорвать; чем серьезнее опасность, тем плотнее смыкаются они в единое компактное целое. Но эта инстинктивная тяга к сплочению, которая во времена наполеоновских походов была еще неоценимым достоинством и перевешивала многие другие, менее ценные качества русского солдата, – эта инстинктивная тяга стала теперь для него прямой опасностью. В настоящее время сомкнутые массы исчезли с поля боя; речь идет теперь о поддержании контакта между рассеянными стрелковыми цепями, когда войска самых различных воинских частей разбросаны вперемешку друг с другом и командование часто и довольно быстро переходит к офицерам, совершенно не знакомым большинству рядовых; теперь каждый солдат должен уметь самостоятельно сделать то, что требует момент, не теряя при этом связи со всем подразделением. Это такая связь, которая становится возможной не благодаря примитивному стадному инстинкту русского солдата, а лишь в результате умственного развития каждого человека в отдельности; предпосылки для этого мы встречаем только на ступени более высокого «индивидуалистического» развития, как это имеет место у капиталистических наций Запада. То качество, которое составляло до сих пор величайшую силу русской армии, было превращено малокалиберным магазинным ружьем, заряжающимся с казенной части, и бездымным порохом в одну из ее величайших слабостей. Следовательно, при нынешних условиях для превращения русского новобранца в боеспособного солдата потребуется еще больше времени, чем прежде; с солдатами же Запада он уже больше не может сравниться.
А во-вторых: где взять офицеров для организации всей этой массы людей в новые формирования военного времени? Если даже Франции трудно находить достаточное количество офицеров, то как же с этим справиться России? России, где образованная часть населения, из которой только и можно получить пригодных офицеров, составляет такой несоразмерно низкий процент общего числа жителей и где к тому же для солдат, даже обученных, требуется больший процент офицеров, чем в любой другой армии?»
Замените в этом отрывке «солдата» на «пилота», и рассуждения Маркса станут еще более верными. Сталинская России в этом отношении была даже хуже, чем царская, о которой писал Маркс. Если ранее инициатива грозила лишь остракизмом, то теперь наказанием стала смерть в тюрьме НКВД. Именно поэтому, как отмечают в своих воспоминаниях практически все немецкие асы, стоило сбить лидера русской группы, как она немедленно превращалась в неорганизованное стадо овец. Средний русский пилот был безынициативен по определению. Россия совершенно не меняется, и в XXI веке она поразительно напоминает самое себя XVII века.
Из слов Маркса следует еще один вывод, подтвержденный словами великого Гельмута Мольтке. Низкий образовательный уровень мешал русским пилотам эффективно пользоваться сложной техникой, которой буквально нашпигован самолет. Как может парень из деревни работать с рацией, если он впервые ее увидел?! До войны в России личный радиоприемник был такой же редкостью, как бриллиантовое колье. Вообще процент малограмотных и просто неграмотных призывников в русскую армию поражает. Если у немцев возникали проблемы с диалектами – берлинец с трудом поймет баварца, – то призывники из Азии вообще не знали русского языка. Мольтке правильно заметил: «Франко-прусскую войну выиграл немецкий учитель».