Читаем Атаку начинали танкисты полностью

«Охрипшая» от помех в эфире рация передала:

— Генералу Ивановскому прибыть на НП руководства. 

И опять мне довелось встретиться с Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым.

— Ваша дивизия готовится к форсированию водного рубежа. Вот уж сколько на берегу топчется... — Он взглянул на часы. — А нельзя ли было поступить иначе? Ускорить дело?

— Так точно, — ответил я. — Можно было форсировать реку с ходу на участке соседа, где уже захвачен плацдарм.

— Вот именно! — воскликнул Г. К. Жуков и посмотрел на меня так же умно-колюче, как десяток лет назад, когда корпус потерял немало танков на минных полях сероцкого плацдарма.

— Почему же не воспользовались?

Ответить на этот вопрос было нелегко: не хотелось расписываться в собственной безынициативности и неловко было ссылаться на категорические указания непосредственного моего начальника. Времени на размышления — под взглядом Г. К. Жукова — тоже не было.

— Товарищ Маршал Советского Союза... — заговорил я и чуть-чуть запнулся, но тут же продолжал: — План учений предусматривает форсирование водного рубежа с выполнением всех подготовительных операций в полном объеме.

Он вскинул голову:

— А как лучше?

— Лучше и вернее — воспользоваться плацдармом соседа применительно к боевым условиям.

— А в данном случае?

— По плану учения. Отработать все элементы.

Он весомо положил руку на стол с расстеленной на нем картой.

— Ладно. Действуйте, генерал, по плану, — сказал маршал и, обращаясь к генералам штаба руководства, кивнул в мою сторону: — А то, чего доброго, и меня обвинит в нарушении плана.

Послышался сдержанный смешок.

Я поспешил к переправе. Вскоре меня догнал газик с белым флажком на капоте.

— Маршал интересуется, будете ли вы применять при форсировании маскировочные дымы? — спросил, открыв дверцу кабины, полковник.

— Нет, — ответил я. — Направление ветра невыгодное для нас.

Каково же было мое недоумение, когда, приближаясь к берегу, я увидел плотную дымовую завесу, стелившуюся туманом над рекой, мешавшую выходу подразделений к реке и совершенно не мешавшую противнику вести огонь по ним. Оказывается, начальник штаба, действуя по строга разработанному плану учений, дал команду на применение перед форсированием маскировочных дымов.

«Что ж поделаешь... — усмехнулся я про себя. — В атмосфере академической плановости приверженность к учебной разработке начштаба дивизии объяснима».

Мы ждали, что на разборе учений нас отчитают за этот этап, но все обошлось благополучно, нас не ругали, а даже упомянули в числе передовых — жаловаться вроде не на что, однако кошки на душе поскребывали...

А думы к этим событиям потом возвращались не раз, и в сознании бился птицей-подранком вопрос: почему это мы боимся подчас взять на себя инициативу, ответственность, отойти от шаблона, если такая необходимость диктуется обстановкой?

Несколько позже об условностях, сковывающих инициативу командиров, заговорили в армейских кругах во весь голос, появились многие печатные выступления на эту тему. В практику командирской работы были внесены нужные коррективы, и дело обучения и воспитания от этого выиграло, поднялось на ступень выше.

В 1970 году на войсковых учениях «Двина» я командовал фронтом «южных», которые вели в основном оборонительные действия. «Северные» наступали.

На завершающем этапе учений разыгрывался встречный бой. На широком поле вступили в противоборство танки и боевые машины пехоты. Инициативно, тактически грамотно управляли подразделениями командиры, выполнялись сложные маневры на местности, применялись обходы, охваты и фланговые удары. Бой распадался на очаги. На огромном пространстве двигалось и ревело множество боевых машин — ну прямо-таки повторение Прохоровского сражения в современном варианте.

И когда все силы «северных» уже действовали, я решил ввести в бой из резерва еще одну танковую дивизию, ту самую, которую минувшей ночью подняли по тревоге и передали в мое распоряжение. Вместе с офицерами штаба и командиром дивизии мы разработали вариант ввода, который нам казался наиболее эффективным.

По сигналу колонна, сосредоточенная в лесу, начала выдвигаться к полю боя. Танки шли на большой скорости. За ними двигались юркие боевые машины пехоты. 

С вышки наблюдения танковую колонну сразу заметили. Послышались слова одобрения и вместе с тем недоумения:

— Хорошо идут... Летят!

— Но куда?

— Н-да... Кажется, «не в ту степь».

«Ага, думаю, непонятно? Хорошо! «Противник» тоже не поймет».

И уже прозвучало по телефону прямой связи этак язвительно-осуждающе:

— Где и как он будет развертываться, ваш выдвигаемый таким аллюром резерв?

Но все было продумано и рассчитано. Вместо традиционного развертывания «веером» был предусмотрен несколько иной маневр. По радиокоманде танки, мчавшиеся в колонне, чуть замедлили ход и повернули «все вдруг» влево. За ними такой же маневр произвели БМП. Колонны таким образом сразу же превратились в боевую линию. И получилась внезапная, сильная контратака во фланг «северных». Противостоять этому удару в реальных боевых условиях вряд ли было бы возможно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное