Атаман А. И. Дутов

Период	Поступило		Рассмотрено		Приговорено					Оправдано
	дел	чел.	дел	чел.	к смертной казни	к каторжным работам	к тюремному заключению	к телесным наказаниям	на фронт
09.19181	205	291	77	94	37	—	13	3	1	27
10.09—01.10.1918	17	20	22	33	11	8	—	—	—	3
01—15.10.1918	20	21	16	43	20	6	3	—	—	14
16—31.10.1918	35	46	37	64	28	5	13	—	—	18
01—16.11.1918	9	25	22	27	8	1	4	—	2	9
17.11—01.12.1918	2	3	18	33	8	4	7	—	1	З2
01—12.12.1918	6	11	10	12	4	2	43	—	—	—
Итого	294	417	202	306	116	26	44	3	4	74

¹ Возможно, речь идёт о статистике до 10.09.1918 г.

² Кроме того, к выселению приговорено 8 человек и к работам — 1 человек.

³ Кроме того, 1 человек приговорён к выселению.

Из таблицы следует, что за три с лишним месяца в Оренбурге в жесточайших условиях Гражданской войны было вынесено только 116 смертных приговоров, всего же Дутов с июля 1918 г. находился в Оренбурге менее 7 месяцев, вряд ли в те месяцы, за которые статистика отсутствует, количество смертных приговоров было существенно большим. По некоторым данным, из числа заключённых Оренбургской губернской тюрьмы было расстреляно 177 человек[1784]. Таким образом, при населении Оренбурга в 1918 г. в 155.000 человек[1785] едва ли справедливо заявление Л.И. Футорянского о расстреле каждого сотого жителя. Также из таблицы видно, что военно-полевой суд не справлялся с потоком поступавших дел, отсюда и перезаполненность оренбургской тюрьмы, о которой пишут некоторые авторы. Вместе с этим бросается в глаза и немалое количество оправдательных приговоров.

Белое правосудие в целом старалось действовать в рамках существовавших законов. Показательно, что Генштаба полковник И.Г. Акулинин на прошении жены приговорённого к смертной казни за службу у красных рабочего П.Т. Горшкова — А.Е. Горшковой о смягчении приговора как якобы насильно мобилизованному 7 сентября 1918 г. наложил резолюцию: «Будет поступлено по закону»[1786].

Статистическими данными о внесудебных расправах я не располагаю, хотя, скорее всего, они имели место как на фронте, так и в тылу[1787]. Подобные расправы, как и самосуды, не имеют непосредственного отношения к правоохранительной политике Дутова, — едва ли сам атаман мог одобрять такие действия некоторых своих подчинённых, однако в результате ожесточения, вызванного большевистским произволом, эти случаи становились неизбежными.

По мнению поручика Л. Бобрикова, «атаман Дутов, с которым мы также соприкасались, был сторонником крутых и репрессивных мер. Иногда нашему отряду приходилось соприкасаться с казачьими отрядами атамана Дутова и видеть, как действуют казаки; приходилось нашему отряду быть также в подчинении у казачьих атаманов. Это знакомство с казаками так подействовало на нас, что и мы стали применять шомпола и даже расстрелы, правда, в редких и исключительных случаях. Крестьяне жаловались главнокомандующему Народной армией, генералу Болдыреву[1788], и он запрашивал начальника нашего отряда по поводу его действий, на что тот ответил, что исполнял приказания казачьего начальства»[1789]. Таким образом ответственность за любой произвол перекидывалась на казаков, и в итоге подчас совершенно необоснованно как у населения, так и у военного руководства складывался их отрицательный образ.

Однако даже при подавлении антиправительственных выступлений власти старались соблюдать установленный порядок судопроизводства. В частности, 1 апреля 1919 г. военно-полевой суд при штабе I Оренбургского казачьего корпуса рассмотрел дело о 74 крестьянах, захваченных с оружием в руках при оказании сопротивления правительственным войскам. Из числа задержанных расстреляно было лишь 11 человек. 24 человека получили различные сроки (от 12 до 20 лет) ссылки в каторжные работы. Остальные 39 человек были оправданы[1790]. Как видно, приговор, учитывая обстоятельства, не только не был суров, но задержанных даже распределили по категориям с учётом степени вины каждого.