Атаманщина

Клуге, произведенный в офицерский чин еще задолго до Первой мировой войны, был из этой опытной офицерской кадровой тысячи в армии Колчака и должен был особо цениться начальством. В 1918 году он исполнял должность начальника штаба 1-й отдельной Забайкальской казачьей бригады на Восточном фронте – в составе Народной армии Директории. 17 марта 1919 года «за боевые заслуги в делах против большевиков» К.И. Клуге был произведен в капитаны со старшинством в чине с 25 октября 1917 года. По данным российского историка Андрея Владиславовича Ганина, Клуге был слушателем старшего курса Академии, затем был помощником начальника оперативного отделения управления генерал-квартирмейстера штаба отдельной Оренбургской армии. Приказом по отдельной Оренбургской армии от 24 марта 1919 года К.И. Клуге был назначен и. д. начальника штаба 4-й Оренбургской казачьей дивизии, а 18 мая 1919 года утвержден в этой должности. В ноябре 1919 года Клуге стал и. д. начальника штаба 1-го Оренбургского казачьего корпуса, а в 1920 году возглавил штаб 1-й отдельной Забайкальской казачьей бригады.

Приказом главнокомандующего всеми вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа от 23 января 1920 года атамана Семенова Константин Иванович Клуге был причислен к Генеральному штабу, вероятно, в связи с окончанием ускоренного курса Академии Генерального штаба в Томске. Клуге также был произведен в полковники Генерального штаба.

Вот как в мемуарах Константина Константиновича Клуге описаны события, в результате которых его отец оказался у Унгерна: «В ноябре девятнадцатого года управление Генерального штаба объявило о срочной эвакуации Томска ввиду ожидаемого его падения. Семьям офицеров предоставили состав классных вагонов и теплушек, отбывающий на Дальний Восток. Давно не имея вестей о муже, мама решила остаться, но судьба распорядилась по-своему: папа появился у нас в тот же вечер.

Отцу было поручено добраться с нашим поездом до ставки атамана Семенова и разузнать, что представляет из себя эта сомнительная личность. «Во спасение России» Семенов изловчился присвоить остатки казны и ценностей короны.

Семенова насторожили папины расспросы, и, чтобы отделаться от него, атаман уговорил отца свезти барону Унгерну какое-то якобы крайне важное сообщение.

Унгерн действовал южнее, в монгольских степях. С характерной для него беспечностью отец отправился к Унгерну, пренебрегая зловещей молвой об этом остзейском бароне: явиться пред его пьяные очи можно было беспрепятственно, но не так-то просто было живым покинуть его войско. Отцу захотелось попутно пополнить свой рапорт Генеральному штабу сведениями и об Унгерне.

«Не все в жизни зависит от нас», – говорил, бывало, папа, имея в виду участие в ней Судьбы».

Кое-что в рассказе Константина Константиновича с учетом сегодняшних знаний по истории Гражданской войны выглядит наивным. Перед самым своим арестом в Иркутске адмирал А.В. Колчак в январе 1920 года передал Семенову, только что произведенному в генерал-лейтенанты, права главнокомандующего на территории Российской восточной окраины. Пробившиеся в Забайкалье остатки войск Колчака – каппелевцы поступили под команду Семенова, и, конечно, офицеры-колчаковцы никак не могли инспектировать деятельность своего верховного главнокомандующего.

О службе отца у Унгерна Клуге-младший сообщает следующее: «По приезде в Ургу, в расположение ставки Унгерна, отцу стало ясно, что он имеет дело с опаснейшим психопатом, распоряжавшимся фронтом в двести верст. Объявив себя породнившимся чуть ли не с самим Далай Ламой, Унгерн заполучил от буддийской иерархии какое-то важное звание, и сибирские кочевники, духовно связанные с Лхасой, вливались в его войско.

Унгерн фон Штернберг встретил отца с распростертыми объятиями. Барон видел в нем подлинного профессионала, полковника дореволюционного генерального штаба, в то время как иные лейтенанты тех лет сами производили себя в генералы.

Постоянно пьяный, Унгерн был очень хитер, не питал доверия ни к кому, кроме офицера, командовавшего постоянными расстрелами.

Невзирая на отказы отца, Унгерн навязал ему реорганизацию своего дикого воинства. Но ни азбука военной науки, ни личный опыт отца не имели никакого реального влияния на сумасшедшего барона. Болезненно недоверчивый, Унгерн был противником телеграфной связи, уверяя, что для сообщения у него имеются отличные наездники. К тому же он запрещал оставлять пленных в живых…

Малейшее ослушание влекло за собой немедленный расстрел.

Несмотря на угрозы, отец месяцами противился инструкциям Унгерна, вызывая постоянные скандалы. Так продолжалось до того дня, когда отца предупредили о его неминуемом расстреле.

Что делать? Бежать из Урги? Но как и куда?

Бродя в мрачном раздумье по улицам, отец наткнулся на старого друга, командира военной части, проходившей через Ургу. Они обнялись, и отец поведал ему о своей горькой участи. Не теряя ни минуты тот укрыл отца среди солдат своего войска, которое немедленно двинул на восток.

Подружились они в начале германской войны, при весьма необычных обстоятельствах…