Аукцион

Раз в неделю в школу привозили настоящее молоко, эту традицию соблюдали почти все Короли, потому что в школу и дети Свиты ходили. Варлам хватал свой пакетик и мчался в здание, забивался под лестницу на второй этаж. Как-то он несся так быстро, что на входе влетел во Влада, впечатался прямо ему в грудь. Пакетик лопнул, и молоко, такое же белое, как и кожа Влада, залило всю одежду. Влад тогда поморщился, зыркнул злобно, молча воткнул свой пакетик с молоком Варламу в руки и ушел. Варлам запомнил тот случай, и хотя с тех пор Влад еще не раз проехался по физиономии Варлама, все равно он остался добряком.

Варлам снова закончил работать последним. Он хотел провести в лаборатории ночь, но пришла Рада со своими записочками от Н.Ч.

иди домой.

Пришлось убраться. Ночь стояла прохладная, и Варлам передернул плечами, поглубже зарываясь в пиджак. Он надевал салатовый перед Аукционом. За Варламом давно никто не гонялся, но он всегда сначала мысленно прощупывал свой путь. Идти недалеко: вдоль набережной, свернуть налево через сквер, до стеклянной свечки. Водителя на днях Варлам послал к черту, и тот действительно убрался, пришлось ходить пешком. Варлам не помнил, когда в последний раз заправлял кровать или мыл посуду. В бутерброде, который он бросил на кухне, наверняка зародилась новая жизнь. На время подготовки к Аукциону Н. Ч. не присылал к Варламу домработницу, чтобы по его окончании оценить масштаб катастрофы. Возможно, они с Радой делали ставки.

Варлам досчитал до десяти, потом в обратном порядке и уже спустился вниз на две ступени, когда увидел Влада. Влад шел, воровато озираясь по сторонам, сильно натянув капюшон и по привычке огибая пятна света от фонарных столбов. Влад старался держаться в тени, но даже так он казался неприлично светлым. Варлам засмеялся.

Когда-то он каждый день крался по школьному двору, чтобы не нарваться на Адриана раньше времени. Каждый день. Сейчас Варлам впервые был по-настоящему на своей территории.

– Все-таки добряк, – пробубнил он себе под нос.

Варлам неторопливо спускался по лестнице (он вдруг распрямился и будто стал выше на несколько сантиметров, как всегда, когда чувствовал, что план удался), Влад ждал внизу.

– Долго разбирался с пропуском, – сказал Влад, не поднимая головы.

– Донорам ведь оформляют срочный?

Это правда. Стоило подать заявление на добровольную передачу души, как пропуск выписывался моментально. На особых условиях, ясное дело, но тем не менее.

– Ты думал, мне дадут сделать донорский пропуск? На ринге сразу бы Данте заложили.

– Держать он тебя будет, что ли? – Варлам осекся почти сразу. Кто знает этих квартальных: привязали бы, заперли, что хуже всего – донесли Королю, а тогда ничего не сработает. Нет, по-другому и правда никак. Варлам махнул рукой. – Поздно. Переночуешь у меня.

Прохожих почти не было. Только дежурный отряд ударников прошел мимо.

– Ждем трансляции! Ух, скоро начнется! – выкрикнул один из них, обернувшись.

Ударники (в темно-синих костюмах, с пластинами, которые подобно чешуе броненосца плотно прилегали к груди, спине, ляжкам, взбирались по хребту на затылок и закрывали маской часть лица и шею) обожали торги, и все знали Варлама в лицо. Влад ощутимо скукожился, и Варлам придержал его за локоть, чтобы не ломанулся куда не надо. Под ногами не чавкали окурки и харчки, машины шумели едва слышно, тарахтение байков не рвало уши, а самое главное – никакого топота маленьких крысиных лапок в стенах домов, никаких попискиваний по углам. На ночь большая часть горожан уезжала из центра, и Город ненадолго стихал.

– Не бывал в Городе?

– Это было давно. – Влад хмыкнул. – Зато ты вписался.

Повисла пауза, которую нарушали лишь их негромкие шаги. Варлам завернул к одной из высоток. Он не любил приходить домой, потому что в этом же здании жили Тобольские. Каждый раз, проходя мимо личного лифта Тобольских с голограммой их (еще полного) семейства, Варлам вспоминал, как тот промах чуть не свел его с ума. Столько работы – и впустую, образцовая донорская душа – на помойку.

– Почти-почти, – пробормотал Варлам себе под нос.

Они стояли в просторной парадной, и Влад водил мыском по мраморному полу, вырисовывая тонкие линии трещин на камне. Лампочки на висящих под потолком люстрах приглушили, и парадная увязла в мягком свете. Роботы-уборщики елозили щеточками, душно несло лилиями. Парадная смердела ими круглогодично с тех самых пор, как не стало старшей дочери Тобольских. Варлам не отводил взгляда от лифта, стоял как вкопанный. Голограмма откровенно его разглядывала, осуждала и порицала вслух – жужжание пробралось через ухо в голову.

замолчи. замолчи. замолчи.

Раздался короткий сигнал, и двери лифта разъехались. Варлам рванул внутрь, подальше от семейства Тобольских. Влад долго не решался зайти (он вряд ли когда-нибудь видел лифт), и Варламу пришлось нажать на кнопку удержания дверей. Привычный ритм подъема домой нарушился, и у Варлама запотело под мышками.

– Давай! Что ты встал!