– Танталь никогда не забудет, – грустно сказала Алана. – Того, что было. У нее… ты знаешь… она ведь изменила Луару, она таскает на себе вечную вину… Она, мол, такая-сякая…
Да. Чего-то подобного я ожидал.
– Знаешь… Я не верю, что она изменила просто так. Должно быть что-то…
– Любовь? – Алана улыбнулась улыбкой мудрого скептика. Как бы желая добавить: мальчик, что ты знаешь о любви?
Я сдержал смех, чтобы она не обиделась.
Мы с Аланой сладко сопели, свернувшись под одним одеялом; даже во сне жена боялась пошевельнуться, чтобы не задеть мою раненую руку. Вдоволь наплававшись по поверхности сновидения, я наконец-то нырнул вглубь – внезапный стук разбудил меня болезненно, резко, будто впивающаяся в тело веревка.
– Р-рогатая… судьба…
Я поискал глазами шпагу. Алана уже сидела в постели-в канделябром наперевес.
– Меня не пришиби, – пробормотал я, выбираясь из гущи одеял.
Ну, ночной пришелец, кто бы ты ни был… Я отодвинул засов и рывком распахнул дверь.
– Я видела Эгерта, – сказала Танталь.
Она была полностью одета; в одной ее руке вздрагивала оплывшая свеча, в другой она сжимала трофейное зеркальце.
– Я видела его… он… Я думаю, он меня услышал.
Глава пятнадцатая
Весна слишком уж торопилась. Она была поспешна, как молодой любовник, она была суетлива; листья выстреливали из почек, трава лезла так неистово, как будто бы снизу, из влажного царства корней, ее гнали хлыстом. Неподобающее для этого времени тепло разбудило всех жужжащих и ползающих тварей; в полдень лошади принимались нервно крутить головами и дергать шкурой на спине. Кучер невнятно напевал под нос – потому что теперь у нас был кучер, и мы не бежали сломя голову. Мы путешествовали, как приличные господа, и во время пути можно было дремать на кожаных подушках, глядеть в окно или светски беседовать. Беседовать было не о чем.
Облей муху медом и посыпь мукой – она, если не сдохнет немедленно, то поползет с той же скоростью, с какой продвигаемся теперь мы. Там мост смыло весенним паводком – приходится делать крюк длиной в три дня. Там захромала лошадь, там сломалась ось, там оползень, там дорогу неверно указали, заставив нас плутать пес знает сколько времени; одно счастье – все пока мы были относительно здоровы, и даже моя раненая рука не загноилась, как я одно время боялся, а зажила.
Кучер напевал, радуясь заработку; кучер искренне считал, что путешествие проходит лучше некуда. Мелкие неприятности – так ведь путь далекий, как без этого, все бывает…
Рыжий веснушчатый парень, старший сын из по-кроличьи многодетного семейства, он и нанялся-то затем, чтобы подальше убежать за родные ворота. Ему нравились наши лошади, он побаивался меня и преданно улыбался моим дамам; жаловаться на него не приходилось. В случае надобности он умел быстро найти ближайшую кузню, приветливо и подробно расспросить о дороге, на глазок определить, проходим трухлявый мост или нет, он вслух мечтал поскорее добраться до города, и в несчастьях, преследующих нас по пятам, можно было винить кого угодно, но только не его.
Мы знали, кого винить.
Того, по чьей вине зеркальце-трофей однажды соскользнуло с сидения, вывалилось из кареты и попало под колесо. Или это тоже случайность? Был или нет от зеркальца прок – но теперь-то оно точно никуда не годится, разве что на переплавку – рамка-то хороша…
Танталь клялась, что Эгерт услышал ее. По ее словам, она видела его несколько секунд – он сидел, по-видимому, к камина, на лице лежал отблеск огня. Она позвала его по имени – он вздрогнул и посмотрел ей в глаза. Тогда она всеми силами завопила ему, что Тория в опасности, что надо беречь Торию, что нужно звать на помощь Скитальца…
– И он все это услышал? – спрашивал я недоверчиво.
Танталь хмурилась:
– Я немножко знаю Эгерта… У него было такое лицо, как будто он услышал. Хоть что-то да понял… Я так орала…
Я хотел сказать, что мы с Аланой в это время дремали за тонкой стенкой и ничего не слышали. Но промолчал – кто знает, может быть, у нас с женой на какое-то время отнялся слух…
– Видишь ли… – я подбирал слова, боясь ее обидеть. – Если он понял – нам вовсе не нужно спешить.
И… нашему общему знакомому незачем преграждать нам дорогу.
– Если бы он хотел преградить – мы бы уже никуда не спешили, – заметила Алана. Мы с Танталь промолчали, осознавая ее правоту.
Чонотакс, каким бы слабым ни был, все же мог запросто вывести нас из игры. Прямо там, на грязном заднем дворе, когда я так позорно промахнулся топором по бритому черепу. Всех троих, и необязательно даже до смерти…
Я перевел взгляд с Танталь на Алану и обратно. С обеими мне надо было поговорить – но по отдельности. Не просить же – «ты выйди, постой на запятках, мы переговорим, а потом вы поменяетесь»?
Мне надо было в конце концов знать, что произошло между Танталь и Чонотаксом. Откуда эти намеки, полунамеки и трогательные жесты. И главное, с какой стати прагматичный Черно потратил столь необходимые силы на то, чтобы Танталь легче перенесла поход к Двери?