Смеялся ли Судья тогда, в камере? Вряд ли. Его нельзя упрекнуть в злорадстве. Если сейчас, на темной дороге, мне и померещилось «хе-хе-хе» в завываниях ветра-то причиной, скорее всего, навязший в зубах образ некоего хихикающего злобного мага…
Я подстегнул лошадь. Где-то далеко за моей спиной головорезы, азартно поплевывая, залезали в седла; сопливый князь не допустит промедления. Промочили горло – время делу, благо дичь, за которой так долго охотились, совсем близко…
Лай собак. Запах дыма; через минуту из темноты выступило большое приземистое строение, и в мутном свете окон я сразу же – поверх ворот – разглядел две комедиантские повозки, стоящие во дворе. И слабая надежда, что жадный поваренок ошибся, испустила дух.
– Эй, хозяин!
Молоток, казалось, вот-вот разнесет трухлявые створки. И целую вечность никто не открывал – не то в доме оглохли, не то охромели, не то вообще не желают видеть гостей…
– Кто грохочет среди ночи?! Ничего себе гостеприимство.
– Путник, – я нетерпеливо толкнул дверь ногой. – Здесь гостиница или кладбище?! Отворяй!
Мне казалось, что за спиной возник и нарастает топот копыт. Не может быть – еще есть время, мне мерещится, это ветер…
Или мне придется выехать им навстречу?! В факелом в руках, чтобы меня вовремя опознали? Все это прекрасно, но в чистом поле против двадцати конных я заслужу в лучшем случае снисходительную улыбку. Ох, что-то мне подсказывает, что и резать-то меня станут не сразу-Сутулый слуга отступил, пропуская меня вовнутрь. Нет, конкурент врал-таки, на «клоповник» это никоим образом не похоже…
– Где комедианты?
Сутулый удивленно на меня воззрился:
– Ужинают… Для них в малой гостиной накрыто, где камин, они замерзнувши…
Я отодвинул слугу с дороги. Хорошо, что комедианты еще не спят, и ведь, выходит, у Бариана водятся-таки деньги. Отдельная комната, специально растопленный камин – хозяева гостиниц никогда не любезничают за так…
Что они подумают, когда я ввалюсь к ним, как невоспитанное привидение? Ведь я утонул в проруби на их глазах, когда это было-то, целую вечность…
Малая гостиная оказалась тесной комнатушкой с закопченным потолком. Тускло горели дешевые свечи; я шагнул вперед, намереваясь хлопнуть Бариана по плечу – но уже следующий шаг получился вполовину короче.
Они обернулись – не сразу, по очереди. Сперва красивая женщина в хорошем платье. Потом – испуганно – горбунья, притулившаяся на самом краю стола. Потом – настороженно – чернявый бастард, потом – мрачно – предводитель с кустистыми бровями. Широколицый парень со внешностью деревенского дурачка вообще не уделил мне внимания – неторопливо опустошал тарелку.
…Как ее передернуло. Как расширились зрачки Аланы, когда она – на мгновение – вспомнила…
«Использовал». Использовал. До чего мерзкое слово. Сколько раз я об этом мечтал?! Сколько раз грезил – взять за горло… Ткнуть рожей в стол, в песок, да хоть в тлеющие угли…
Светлое Небо. Мне всего-то и надо было, что извиниться, тихонько выйти, прикрыв за собой дверь. И поскорее сбежать со двора, потому что через несколько минут здесь будут благодарные зрители блестящей актрисы Танталь, и они проделают за меня всю грязную работу. Они отомстят за Алану, даже не подозревая о ее существовании. Но месть от этого не сделается мягче… «У него был такой слюнявый, такой вонючий…рот…»
– Судьба не дремлет, – пробормотал я удовлетворенно.
И тяжело шагнул вперед.
Бастард узнал меня первый. Хищно ухмыльнулся, подмигнул предводителю; кустистые брови, и без того нахмуренные, слились на переносице в единый клок шерсти.
Рука бастарда удлинилась – из рукава выскользнул и лег в ладонь широкий нож. Предводитель взвесил в руке стальную гирьку на цепи; прожорливый парень издал неприличный звук, вытер рот ладонью, поднял на меня удивленные глаза.
Они тоже меня помнили.
– Ты один? – негромко спросила женщина. Я шагнул вперед, взялся за край стола и рывком опрокинул его на трапезничающих. Усилие понадобилось большее, чем я рассчитывал, сразу же заныла зажившая рука. Горбунья выскользнула из-под летящей посуды, женщина отпрыгнула, предводитель с ревом выбрался из-под тяжелой столешницы; широколицему парню досталось по носу тяжелым суповым горшком, и драка окрасилась первой кровью.
Бастард – а он давно уже стоял на ногах – легко перемахнул через припавшую к полу горбунью. Я едва успел уклониться – табуретка, которой запустил в меня предводитель, ударилась о дверь за моей спиной. Руку бастарда с ножом я не столько видел, сколько чувствовал; предназначенный мне удар не достиг цели, но моя собственная рука, остановившая нож, разразилась острой болью.
Бастард был самым серьезным противником – но меня интересовал прежде всего предводитель. Два клочка седой пакли над буравчиками-глазами; предводитель ждал в стороне, поигрывая своей гирькой, и я вдруг увидел его руки.
Длинные пальцы, тонкие в суставах и разбухшие на месте подушечек. Сгрызенные до мяса ногти, и только на одном мизинце, манерно отставленном – желтоватый длинный ноготь.