Авантюрист

Сколько раз я заставлял себя не думать о «слюнявом рте». Говорила Алана о «руках»? Или не хотела, боялась вспомнить?! О том, как эти руки прикасались…

Вспышка ярости никогда не бывает кстати.

Пелена перед глазами. Бастард болезненно вскрикнул – он был ловок, но я оказался сильнее, и рука с ножом разжалась, когда я бросил бастарда на ножку опрокинутого стола. Широколицему так и не посчастливилось проявить себя в драке – получив по лбу обломком табуретки, он упал в груду посуды и там затих; гирька, на которую предводитель надеялся, как на Небо, беспомощной крысой закатилась в угол, стальная цепь волочилась за ней, как хвост.

Женщина попыталась вмешаться; я не хотел бы бить ее, я попросту оттолкнул се с дороги. Камин догорал; путь до камина был неблизкий, тем более что предводитель упирался сапожищами в пол и все норовил лягнуть меня по колену. Я тащил его, как безлошадный крестьянин тащит свой плуг; камин был все ближе, ближе, я знал, что не стану рассказывать об этом Алане – но красная пелена все еще держалась перед глазами, мне хотелось, чтобы предводитель раскаялся. Чтобы долго каялся, тварь, пока клочковатые брови будут превращаться в обгорелые ломкие кустики…

– За что?!

Я совсем забыл о горбунье. Она будто провалилась сквозь пол в самом начале драки – а теперь вынырнула обратно, в двух шагах от меня, бледная и востроносая, как восковая кукла.

– За что?! Она ведь сама… она сама к нам пристала, сама! Мы не похищали ее… Она сама хотела, она сама за нами увязалась, за что, за что?!

По кукольному личику стекали слезы. Предводитель дернулся – я круче завернул его руку; в дверь колотили. И уже давно; я, выходит, задвинул засов – и не помню…

Пелена спала. По углам возились, приходя в себя, мои неудачливые враги; женщина зло поглядывала на меня, вытирая губы. Но по губам-то я ее не бил?!

Я разжал руки; предводитель мешком свалился на пол. В ту же самую секунду засов не выдержал – и дверь распахнулась, пропуская в «малый обеденный зал» новую ораву разгоряченных мужчин.

Я ждал, что во главе окажется хозяин, напуганный грохотом и разъяренный неизбежными убытками. И хозяин действительно ввалился – вернее, его втолкнули, хозяин был бледен и не об убытках думал, а о собственной драгоценной шкуре…

– Вот они! Вот они, эти господа паяцы! Гляди-ка, морды друг другу чистят!

В комнате стало тесно. Переступая через осколки и обломки, люди князя Сотта мгновенно завладели ситуацией. Крепких рук хватило как раз на то, чтобы поднять с пола бастарда, широколицего и предводителя. Обоих женщин взял за шиворот добродушного вида усатый головорез; я стоял у камина, прижавшись спиной к стене. Позиция, прямо скажем, аховая.

– Не этот, – разочарованно пробормотал князек, заглядывая в окровавленное лицо бастарда. – Ищите, еще девка тут была, та самая, помните?

Мне стало чуть легче. По крайней мере Танталь и Алана сейчас вне опасности. А если у них хватит ума бежать, не дожидаясь утра…

– Этот! – радостно крикнул чернявый парень с перебитым носом, и замурзанный палец указал мне точно в переносицу.

Каминные щипцы – великолепное оружие. Вот только долго я так не продержусь.

– Отойди! Р-разойдись, сучья мать! – завопил кто-то за спинами нападавших.

Метко брошенный кинжал мне удалось сбить в полете. Щипцы в моих руках ревели, рассекая воздух,скрежетнул металл, на пол грянулись два коротких неосторожных меча.

– Отойди! Я его из ар-рбалета!

– Я тебя самого из арбалета! – завизжал князек. – Он мне живым нужен! Живы-ым!

Некое сладострастие, проявившееся в его голосе, придало мне сил. Если мне и следовало оставаться в живых – то обязательно на свободе. Никак иначе.

Завизжала женщина.

Я швырнул щипцы в нападающих – выиграл долю секунды, подхватил совок для углей; не размахиваясь, как аккуратный сеятель, сыпанул в оскаленные лица содержимым догорающего камина. Угольки запрыгали по полу, оставляя за собой неровные узоры дыма. Кто-то завопил, обжегшись, и почти все отшатнулись, прикрывая лица.

Я набрал в грудь побольше воздуха и нырнул в камин.

Пес, пес, пес-с-с…

Когда-то в детстве я любил пугать родичей, прячась в каминной трубе. Правда, в ту пору камин был пустым и холодным; прыгать в горячие угли станет только безумец.

Или загнанная в угол крыса.

Цепкая рука схватила меня за щиколотку, я хладнокровно ударил по ней каблуком и снова обрел свободу. Упираясь руками и ногами, рванулся вверх; снизу лизало болезненное тепло, сейчас я задохнусь, потеряю сознание и свалюсь прямо в угли, готовая, беспомощная, жареная добыча…

Воздуха мне, воздуха. Сколько может тянуться эта труба?!

Разумнее всего было бы стрельнуть мне вслед из «ар-рбалета».

Страшно представить, в какое место может угодить стрела…

Или они успеют раздуть огонь и задушить меня у самой крыши?!

Дурачье, самодовольное дурачье. Вот, кто-то уже лезет следом, и от его сопения осыпается сажа…

Черное небо. Посреди правильного квадрата – белая звезда; новое усилие, еще…

Воздух!..