Однажды в узком кругу, когда шли воспоминания о войне, кто-то спросил у Ивана Никитовича о том, каким тактическим приемом он преимущественно пользовался в бою, на что тот с присущим ему юмором и долей преувеличения сказал: «На первых порах, по молодости, я точно не представлял себе, что такое ракурс. Впервые реально ощутил, что это такое, когда стали при наступлении занимать бывшие немецкие аэродромы. Там, в казармах, где жили летчики, на стенах были нарисованы наши самолеты под различными ракурсами, а чтобы понятнее было, что это такое, рядом с самолетом находилось изображение обнаженной женщины в соответствующей позе. Мне стало легче, когда я понял, что и немецкие летчики не все разбирались в теории. А если всерьез, то самый надежный прием – подойти вплотную, чтобы без прицела было ясно, что пушки направлены в цель, и расстрелять врага в упор».
В заключение опишу нашу последнюю официальную встречу. В Центре к этому времени у меня окончательно испортились отношения с начальником, и я уже был готов уйти на другую работу. Благо и место наметилось. Внезапно бывший начальник Центра, В.А. Луцкий, «сосланный» в Монино советником начальника академии, тайком приехал в Липецк, в обеденный перерыв пришел ко мне в кабинет и доложил, что в академии создана кафедра практической аэродинамики и техники пилотирования. После чего категорически изрек: «Это твое место!». Я, в принципе, согласился, но в это время Луцкий допустил некоторые неадекватные действия, в результате которых был уволен с военной службы и уехал из Монино. Сам же я не стал хлопотать о своем переводе в академию, так как должность меня устраивала.
Вскоре я прибыл в Москву по делам и пришел к Кожедубу. Во время нашей беседы зазвонил телефон. Поговорив о чем-то с абонентом, Кожедуб вдруг говорит: «Да вот он у меня сидит». Сказав, что это генерал Лобов – начальник кафедры ВВС в Академии имени Фрунзе, Кожедуб передал мне трубку. Вскоре после этого разговора я оказался на кафедре у Лобова. Ну и, соответственно, деловые контакты с Кожедубом прекратились. А через некоторое время у меня и еще двух преподавателей кафедры обозначились 50-летние юбилеи. В частности, у Алексея Прохорова – известного летчика, дважды Героя Советского Союза. А так как Прохоров и Кожедуб дружили семьями, то на нашем юбилее мы снова пообщались.
Ну а следующая встреча была последней. Случайно в вечерней газете я обнаружил маленькую заметку, извещающую о смерти трижды Героя. И никаких указаний о месте прощания и похорон. Я тут же позвонил Прохорову. Он сказал, что прощание состоится в Центральном доме Советской Армии, а похороны на Новодевичьем кладбище. Однако когда на другой день я приехал в ЦДСА, прощание уже закончилось. Я подошел к П.С. Кирсанову (маршал авиации, у которого Кожедуб был замом, когда тот занимал должность зам. Главкома по боевой подготовке) и объяснил свое опоздание тем, что вообще случайно узнал о кончине Кожедуба из маленькой заметки в вечерней газете, а по телевизору ничего не передали. Кирсанов, а он был председателем похоронной комиссии,очень удивился и сказал, что в средства массовой информации все сведения были поданы. На кладбище я был еще раз удивлен тем, что хоронили трижды Героя не в воинском пантеоне, а на новой территории, среди никому не известных личностей. Это был 1991 г. – время начавшейся смуты, и властям, видимо, было вовсе не до Героев. И лишь несколько лет спустя, при очередном посещении кладбища, я обнаружил могилу Кожедуба уже среди военачальников высокого ранга, не так далеко от могилы второго трижды Героя – Александра Покрышкина.
Р-40 c красными звездами
Владислав Морозов
Характерный силуэт истребителя Р-40 основной массе современных молодых людей знаком, в основном, по компьютерным играм и американским фильмам вроде эпической драмы «Перл-Харбор». А ведь на этих самолетах в годы Великой Отечественной войны защищали небо нашей Родины наши отцы и деды.