Автор Исландии

Тысячу лет назад Греттир плыл в Норвегию, лежал на открытой палубе в ящике и не хотел помогать корабельщикам, только ругался, такой рыжий, двадцатилетний. Как он мог быть таким чудаком? По пути в корабле образовалась течь, и норвежцы принялись вычерпывать воду, весь день черпали, и один из них спросил Греттира: мол, что за дела, он что – не будет им помогать? Грет-тир даже не пошевелился, а ответил им хулительными стихами: они, мол, такие слабаки, что и вычерпывать как следует не умеют. Как он мог быть таким? И наконец, когда корабль совсем залило, он кое-как поднялся и начал вычерпывать. Целых двадцать минут черпал. Работал за четверых. Спас корабль. Он – самый сильный. Самый лучший. Но как он вообще мог так себя вести? Ему же было на все плевать. Было все равно. И не почему-то, а просто так. Грим о таком человеке никогда раньше не слышал.

Он застыл перед приемником и не сводил с него глаз, пока шла передача, словно боялся пропустить какой-нибудь хитроумный ответ героя, если посмотрит в сторону. Его отец пришел в самый разгар чтения и тотчас захухал, но после нескольких фраз и он был заворожен. Даже бабушка прекратила молоть языком и попросила сделать погромче. Грим стал радиоведущим. Он гордо осмотрелся вокруг. Обвел глазами зал – это были его

слушатели. Эту сагу сочинил он. Но вот пришла Эйвис – с таким видом, как будто ей вовсе не хотелось слушать какие-то замшелые древние саги, и на лице у нее было выражение бренности, которое время придает подросткам всех эпох, даже в этой богом забытой долине. Новоиспеченный радиоведущий попытался убедить сестру, завоевать еще одного слушателя:

– Его же все убить хотели… А он убьет их.

– А почему это они хотели убить его? – буркнула она.

– Потому что он такой сильный.

– Стальным людям порой надо с себя ржавчину оббивать, – добавил отец.

Всю неделю Грим был Греттиром Сильным: когда отец приходил будить его, продолжал лежать и даже не шевелился, когда тот приходил вторично и говорил: «Ну же, парень, я кому сказал!» Он кое-как вставал, лишь когда фермер тянул его за уши. Это было чертовски больно, но он не подавал виду и улыбался. Сочинил хулительные стихи о своем отце, пока ходил за коровами, и угрожал, если они не станут слушать, отрубить им уши своим «тесаком» – старым лезвием косы, которое нашел в сарае: «Хроульв не хлипок ролью. / Хрипом валит липы. / Хилой хворостиной / хахаль в сене хлопал». Сам он ничего не понимал в этих своих стихах – как и Греттир в старину. Он был не таким глупцом, чтоб сочинять стихи, в которых все понятно. Ведь ему было на все плевать.

Греттирова неделя завершилась в субботу вечером в сарае тем, что малолетний викинг отрубил голову курице тем самым лезвием косы: «Башка твоя куриная!» Но наш супергерой не на шутку струхнул, когда безголовая тушка, хлопая крыльями, вылетела во двор, застряла в ржавой сеносгребалке, высвободилась, прошла через весь двор, словно шагающий кровяной фонтан, и наконец врезалась в стену пристройки, с шумом отлетела оттуда и приземлилась обратно на пол сарая, медленно прошагала в сторону наковальни, возле которой стоял новый Грет-тир: на лице ужас, в руке окровавленное лезвие, в горле застыло дыхание. Вдруг послышался тоненький липкий звук из другого горла. Грим увидел, как куриная голова, лежащая на полу, чуть-чуть раскрыла клюв: ее распахнутые глаза явно узнали тело, ковылявшее к ним, хотя они раньше не видели его со стороны. «Я здесь», – сказала башка куриная маленькой безголовой желтой курочке. Четыре ночи подряд после этого ему снились безголовые куры. За столом:

– Не надо курам головы отрубать, Грим, у них и так мозгов нет. – Иногда полезно иметь отца-молчуна.

Данни, который лето проводил на Болоте, а жил во Фьёрде, сказал, что его дядюшка Балли гораздо сильнее, чем Греттир, который все еще был героем Грима, – потому что Балли более «крутой». «А что это такое?» – спросил Грим. Данни ответил, что у Балли американская легковая машина, а еще он переспал со всеми девушками с Площадки. «И куда он их пересыпал?» – спросил Грим. Они открывали жизнь такой, как она представала небесам в 1955 году. «А еще у дяди Балли есть жевательная резинка. Он мне однажды давал попробовать». – «А что это?» – «Она как резина. Жуешь ее, потом идешь на Площадку – и тут все девушки сбегаются и хотят с тобой целоваться». – «А ты с девушкой целовался?» – «Нет; а вот у моего брата Сигги была эрекция. Он мне ее однажды показал». – «И какая она?» – «Вот такая большая. Он сказал, что это жутко больно. А у тебя эрекция была?» – «Ээ, да… нет. А она заразная?» – «Не знаю. Я ее руками не трогал. А Балли волосы отращивает. Он решил не стричься, пока селедка не вернется». – «А она вернется?» – «Не знаю. Хемми, парикмахер, говорит, что с такими длинными волосами ходить опасно. Их может затянуть в новый конвейер в жиротопне». – «Значит, он их подстрижет?» – «Не знаю. Хемми говорит, их расчесать под силу только двоим». – «Греттир был…»