Баба Яга прибудет из Парижа

– Ему это зачем? Он же молодой парнишка.

– А ты откуда знаешь? – Никита стал изображать ревнивца.

– Ну ты, Никита, даешь. Она же всю свадьбу всем гостям и нам с тобой показывала его фотографии в телефоне. Рассказывала про него всем. Ты разве не помнишь?

– Нет, жена. Не помню. Я только тебя слышал и смотрел только на тебя. Какие там фотографии? Я о другом совсем думал. И ты знаешь о чем…

– В общем, сын ее говорит, что в жизни всему надо научиться. А тут такая возможность. Кто-то платно, мол, учится готовить, а ему тут все по полочкам разложат. Да еще бесплатно. И за работу заплатят. Хочет до армии профессионально научиться готовить. Умный мальчишка. И не без таланта.

– Регистраторша тогда такая довольная от нас уезжала. Погуляла хорошо. Дело сделала. Денег заработала. И всего за один день.

– Хорошая свадьба получилась. Удалась на славу. Значит, вы завтра за дочкой заезжаете. Это дело решенное? Не передумаешь?

– Нет, Альбина Владимировна. Не передумаю. Надоело бездельничать.

– Правильный настрой. Тогда до завтра. А теперь покушать извольте.

– Ну что я тебе говорил? – Никита смеется.

– Здесь или в зале будете?

– Альбина Владимировна, мы спешим.

– Ничего, кофеек с пирожными много времени у вас не займет.

– Тогда в зале, если место найдется.

– Хорошо, в зале. Но не вздумайте уйти по-английски не прощаясь. Сначала кофе и пирожные. Потом попрощаемся до завтра. Карту пока забери. Завтра с Ириной решите, когда и за что платить будете.

– Договорились.

– Тогда прошу проследовать в зал. И не вздумайте улизнуть по-тихому без угощения.

Мы вышли в зал. Народу битком. Ступить некуда. А было время, когда здесь зал пустовал. Клиентов не было. Официанты лениво слонялись без дела. Администратор вообще не был предусмотрен за ненадобностью. И Альбина Владимировна с Иришкой не знали, что делать. А сейчас совсем другая картина. Глаз радуется. Не успеет место за столиком освободиться, как тут же его занимают. Круговорот клиентов в зале…

– Вроде все места заняты. Мы тогда пойдем.

Никита радуется, что свободных мест нет. Можно домой рвануть…

– Нет. Вон место свободное. Антоша держит специально для вас. Так что быстро за стол. А я вас кормить буду, – Альбина Владимировна в своем репертуаре.

Мы пошли и заняли место, которое действительно для нас зарезервировал и держал Антон, новый администратор зала. Нас быстро обслужили. Принесли кофе с новыми пирожными. Такие я еще не пробовала. Это что-то новенькое. Вот что не отнимешь у Востриковых, так это трудолюбие. Они постоянно совершенствуются. Вот и новые пирожные придумали.

– Иришка, ты побыстрее давай.

– А ту куды торопишься, милай? Чай не семеро по лавкам дома сидят?

– Домой хочу.

– Что дома делать будем?

– Готовить тебя к завтрашнему дню.

– А что у нас такого важного завтра?

– Аренда помещения. Забыла? И встреча с Палычем…

– Я не собираюсь в агентство заходить. Я про аренду узнаю и все.

– А документы? Ты собиралась полицейские документы изучить.

– Тогда пошли. А то стол занимаем без надобности. Антона звать надо.

Мы помаячили администратору, чтобы он к нам подошел. Попытались заплатить за кофе и пирожные. Не удалось. Потом поднялись и пошли попрощаться с Востриковыми. Наш столик моментально был занят. Только мы задницы свои подняли со стульев, глядь, а там уже другие люди сидят. И счастью своему радуются, что столик занять успели. Мы с мужем засмеялись, попрощались с хозяйками и поехали домой.

Дома нас ждали гости: сын Натана Львовича со своей женой. Сын не был копией ювелира. Если тот горбился и шаркал ногами, то сын его имел офицерскую выправку, как будто шомпол проглотил. Если по облику ювелира сразу было понятна его национальность, то сын его имел русые волосы и светлые глаза. И какой он после этого еврей? Ведь у них национальность определяют по матери, если я ничего не путаю. И навряд ли она с такими внешними данными принадлежит к племени Израилеву. Наверняка славянка.

А вот жена была его полной противоположностью. Колоритная дамочка. Она имела темную кожу, как будто запеченную, засушенную солнцем. Черные до синевы волосы, которые вроде должны быть красивыми, как вороново крыло, но напоминают свалявшуюся пряжу черного цвета. И черные глаза. Уж извините, но очами их назвать было трудно. Черные дыры, глубокие колодцы, в которых плещется страх. Может жена сына ювелира и была в молодости красавицей. Хотя по виду ей можно дать и сорок, и сто лет. Передо мной была старуха Изергиль. В реале. Без грима. Вроде и не старуха, но старуха. Как там у классика про нее сказано: «… живая, но иссушенная временем, без тела, без крови, с сердцем без желаний, с глазами без огня, – тоже почти тень».

И я поняла, что она нас ненавидела. Интересно, за что? Ни я, ни Никита ее не знаем. Ненависть плескалась в глубине. Но она пока удерживала ее. Губы сжаты. Наверное, чтобы раньше времени не высказать свою злобу. Сын Натана Львовича был полной противоположностью: добродушие и открытость в гипертрофированном варианте. Но меня учили не доверять вечно улыбающимся людям. Он и пулю в лоб человеку пустит с такой же приклеенной доброй улыбкой…