Багровая связь

Рождение Рины, то, каким образом она вышла из матери, определило всю ее жизнь. Не просто так родители дали ей такое имя. Rhino – носорог, а из-за давления на лобную долю черепа у нее на лбу на всю жизнь остался бугорок. Он был едва заметен, но девочка стеснялась своего дефекта, понимая, что это ненормально, и у других детей такого нет. Поэтому до старших классов Рина отращивала челку, чтобы скрыть лоб волосами.

Головные боли, действительно, были, но не слишком сильные, и простые таблетки справлялись. Никто не обращал на это внимания, решив, что худшие предсказания врачей не сбылись. Но в один день родители Рины поняли, что бугорок на лбу все же имел свои последствия, и лучше бы это была мигрень».

***

Кто я?

Все это происходит не со мной.

Точнее, со мной, но не здесь.

Не совсем здесь.

В другом месте.

Будто бы внутри меня.

Я живу во снах, а реальность мне снится.

Все поменялось местами.

На самом деле меня нет.

На самом деле нет ничего.

Мы люди, которым снится, что они бабочки, или бабочки, которым снится, что они люди?

А если сон – это и есть реальность?

И только во сне протекает наша действительная жизнь.

Мы спим в своем же сне.

Я смеюсь.

***

Каким-то образом Шувалову удалось закрыть аудиторию раньше, чем я покинула ее пределы. Я замешкалась, собирая сумку, и когда подошла к двери, не сумела ее открыть. Несколько раз дернув ручку, я догадалась, что происходит. Сердце екнуло, словно я чуть не сорвалась с большой высоты.

– Роман Григорьевич?

Я сказала это таким тоном, каким мать говорит с нашкодившим сыном. С крайне довольным видом Шувалов сидел на краю стола и показывал мне ключ, который выглядел совсем крошечным в его больших грубых пальцах. Затем он демонстративно положил его в кармашек на груди и зловеще улыбнулся.

– Говорите сразу, чего хотите.

Я подошла к нему, скрестив руки на груди.

– Присядь, Бет, – спокойно сказал он.

Шувалов выдвинул вперед свой стул и указал на него взглядом. Я села, вытянув ноги. И тут мужчина опустился на колени передо мной, чего я ожидала меньше всего.

– Только не кричи, крошка Бет, – убедительно произнес он, поднимая на меня безумные голубые глаза. – Крикнешь – хуже будет нам обоим. Ты поняла меня?

– Что это Вы собираетесь делать?

Вместо ответа Шувалов взял мою ногу за щиколотку и стянул со ступни невесомую балетку. Обезоруженная его поведением, я не сопротивлялась. Он завороженно покачал головой и оголил вторую ногу. Я пристально следила за его движениями, ожидая подвоха, но Роман Григорьевич ничего не говорил и не делал, лишь смотрел на них с каким-то новым выражением, близким к умилению, и продолжалось это довольно долго. Точно так же люди смотрят на северное сияние или млечный путь. Мне было неловко.

– Сорок первый? – спросил он вдруг и посмотрел мне в глаза.

Я кивнула.

– И наверняка тебе они не нравятся, не так ли, Бет?

– У девушки не должно быть таких ног. Сложно подбирать обувь. И вообще…

– Твои ступни… – не договорив, Шувалов осторожно взял обеими руками левую ступню и чуть приподнял над полом. Он рассматривал ее со всех сторон, как кусочек скульптуры.

– Никогда прежде я таких не видел. Их форма совершенна.

Абсолютно точно, он футфетишист. Как Ричи из «От заката до рассвета».

– То, что сейчас происходит, не совсем нормально, – неуверенно сказала я.

– Тебя это беспокоит?

– Мне нужно идти.

– Позволь, я обую тебя.

С моего молчаливого согласия Шувалов бережно вернул мои ступни в балетки.

Мы оба поднялись на ноги.

– Это и есть причина, по которой Вы все это время гонялись за мной?

– Отчасти, Бет. Иди. Мне нужно подумать.

Шувалов выглядел озадаченно и даже как-то опустошенно. Решив не испытывать судьбу, я ушла, не задав больше ни одного вопроса. Еще никогда прежде мне не удавалось отделаться от него так просто. Это вызвало во мне толику разочарования.

Эпизод 19

Я слышу женский крик. Она напугана, до смерти напугана. Я бегу по снегу босиком. Ноги окоченели и не слушаются. На мне накинут полушубок, больше ничего. В висках пульсирует, в боку колет, во рту все давно пересохло, язык превратился в наждак. Я бегу уже долго.

Вокруг меня – зимний лес. Белый снег и редкие черные деревья, на голых ветвях птицы. Низкое темное небо и скудный пейзаж. Я снова слышу истошный крик. Это кричу я. Эхо разносится по лесу. Мокрые от пота волосы лезут в глаза и в рот. На бегу я запахиваю на себе полушубок. Я знаю, что далеко мне не убежать. Знаю, что в эту глухую часть леса редко заглядывают охотники, значит, надежда на помощь крайне мала, почти невесома.