Багровый закат

В нем кипела дикая злоба. Он тут же приказал центурионам сделать тяжелые катки и сравнять с землей захваченное селение. Вскоре солдаты, плененные и рабы прикатили из окрестных маслоделен огромные каменные жернова и, соединив их единой дубовой осью, сделали тяжелый каток. В этот каток Цилий Кай приказал запрячь всех оставшихся в живых иудеев – мужчин, женщин и детей и трижды прокатить по всему Модиину.

Обессиленные люди падали под гигантский каменный пресс. Никто не пытался спасти их. Раздавался лишь прощальный вопль и слышен был хруст дробившихся костей.

– От мятежного селения не должно остаться ничего! Ничего!! – в исступлении орал Кай. – Модиин навсегда исчезнет с лица земли! Такова воля Рима!

Было непонятно – бредил ли он от потери крови, или, обезумев от боли, отдавал столь чудовищное распоряжение.

Крики ужаса и стоны людей затихли лишь тогда, когда гигантские катки обрушили последние дома на притаившихся в них людей, завалили кровли нищенских подземных жилищ.

Не затихал бой лишь у гончарных печей. Приблизившись к ним, Цилий Кай увидел, что у восставших почти не было оружия. Камни, палки, кувшины с кипящим оливковым маслом. И он с радостью отдал приказ: уничтожить последний очаг сопротивления.

Оставшиеся в живых легионеры выстроились в боевую шеренгу и двинулись к гончарным печам. Когда до группы последних защитников Модиина осталось не более полусотни локтей, произошло нечто немыслимое.

Среди кровавой грязи, стонов раненых, среди распростертых на земле тел, между сближающимися смертельными врагами, появилось привидение – стройная молодая девушка в просторной белоснежной тунике. Копна густых седых волос, подобно облаку, вздымалась над её головой. Тонкие руки были скрещены на груди.

Событие было настолько неправдоподобным, что некоторые из легионеров остановились и начали молиться. И тогда вперед вышел Цилий Кай.

Он узнал Юдит.

Вложил в ножны меч и протянул к ней окровавленные руки:

– Иди ко мне, моя милая девочка! – сказал он, став в актерскую позу. – Какая же ты стала хорошенькая, испробовав моих солдат!..

– Юдит! Остановись!! – вырвался из-за укрытия Ицгар.

Она на мгновение оглянулась. Увидела бегущего за ней Ицгара. Его правая рука была перевязана окровавленным куском тряпки, левой он держал короткий маркандский меч.

На её лице мелькнуло подобие испуга и одновременно протеста. Она замотала головой. Лучи солнца, склонившегося к закату, озарили волны пышных седых волос, отчего над её головой возник сияющий таинственный нимб.

Кто-то из легионеров, изловчившись, метнул в Ицгара копье. Ицгар, сделав несколько шагов, упал. Юдит вздрогнула, но не остановилась, её лицо озарилось неестественной улыбкой, оно было похоже на восковую маску. Юдит протянула руки и, как загипнотизированная, пошла навстречу раскрытым объятиям Цилия Кая. Он всё так же, сценически обнял её, прижал к себе, и в ту же секунду Юдит вонзила в горло Цилия Кая острый кинжал, подаренный Ицгару в Марканде.

… С трудом поддавалась разрушению обжиговая печь, сооруженная в узком кольцевом ущелье. Кирпичи арочной кровли, прошедшие многократный обжиг, оказались значительно прочнее природного камня. Легионерам приходилось разбивать печь тяжелыми металлическими молотами, которыми, обычно увеличивали проломы в стенах вражеских крепостей. Однако, даже после разрушения печь не переставала дымить.

То был дым догоравших белых камней, которые Элька привозил с далеких берегов соленого, как слезы, Степного моря. Тот самый дым, по цвету которого жители селения, трудившиеся на своих полях, определяли, что это, упаси Адонай, не пожар, а Элька, сын горшечника Эльазара, да вечно живет память о нем, обжигает горшки, ими же заказанные.

…На утрамбованные руины легла липкая серая пыль. Дым постепенно рассеялся. Исчезло последнее свидетельство существовавшего здесь селения.

Селения, где еще совсем недавно кипела жизнь, раздавались радостные крики детей, блеяли гонимые пастухами стада овец, радостно орали освобожденные от тяжелой поклажи ослы. А по утрам призывно кричали петухи, оповещая о приближении рассвета.

Когда-нибудь этот рассвет наступит вновь.

Эпилог

….По пещере, освещая дорогу старым пятирожковым светильником, изваянным еще его отцом, Элька уводил людей к долине Аялона…

За ним тяжело ступала Шифра. Она уходила, выполняя последнюю волю Бен-Цура. Каждый шаг был для неё подвигом. Пронзительная режущая боль в спине и коленях валила с ног, но она, стиснув зубы, брела молча, не произнося ни слова, ни стона.

За ней следовали Бат-Шева с сыном и Эфронит.