Вот маленькие ученицы танцевальных классов в коротких белоснежных юбочках бегут изо всех сил вверх по широкой длинной лестнице; потом молодой венецианец в бархатном берете, расшитом жемчугом, разговаривает с красавицей в белом; актриса в костюме времен Людовика XIII кланяется перед восхищенной публикой в ослепительно красивом зале; а вот на палубе большого парохода стоят две француженки, направляющиеся в Америку; вот на террасе большого дома на Бродвее репортеры окружили двадцатилетнюю танцовщицу с золотистым ободком на волосах; …псевдокамбоджийка в пурпурном наряде и высокой диадеме танцует под звуки странной экзотической музыки; герцогиня Медичи открывает бал в саду палаццо Веккьо; а вот в частном театре императорского дворца Эдуард VII, весь в орденах и лентах, перегнувшись через край ложи, разговаривает с балериной в испанском костюме; та же балерина стоит перед Колизеем в Риме; в Неаполе — перед неистовствующей от восторга публикой; в Мадриде — в красном с золотом зале, полной рукоплещущих зрителей; в Бухаресте — окруженная бросающими береты в воздух студентами; в
Затем появилась женщина в розовом платье, кружащаяся в вихре вальса, и на этом видения прекратились. Перед моими глазами лишь тихо струились прозрачные воды, отражая небеса и покачивая упавшие с деревьев листья.
В зеркале реки память отразила всю мою жизнь, и, возможно, впервые я так подробно и четко вспомнила все, что мне довелось пережить. Неужели я и правда пережила все это, проехала столько стран, увидела столько городов, столько лиц, столько чудесных произведений искусства, в то время как большинство людей живет тихо на одном месте, не зная и не видя ничего, кроме маленькой деревушки и берегов реки, похожих на эти?
Сколько замечательных людей, сколько великолепных зрелищ, сколько событий было в моей жизни начиная с того дня, как держась за мамину руку, я смотрела на проезжавший под Триумфальной аркой грандиозный катафалк с телом Виктора Гюго, за которым тянулся огромный шлейф из черного крепа!
Жизнь или волшебный сон? Там, среди воды и зелени, я осознала, насколько интересной и захватывающей получилась моя судьба, и даже испытала некоторое смущение из-за того, что этот чудесный шанс достался именно мне!
Я часто думаю о том видении, посетившем меня в момент одиночества и изоляции, особенно когда после войны все стали призывать меня написать историю моей жизни: «У вас должно быть множество интересных, необычных и трогательных воспоминаний». Я признавала, что так оно и есть, но их так много и они настолько разнообразны, что мне не удастся справиться с этой задачей и изложить все в одной связной истории. Только в начале 1954 года, уступив многим горячим просьбам, я взялась за написание этой книги, начав с того, что описывала вразброс разные случаи из жизни. Недавние воспоминания перемешивались с почти забытыми картинками из прошлого, возникавшими перед глазами, когда я перебирала альбомы со старыми купюрами, афишами и театральными программками… Перед этой кучей свидетельств моего прошлого я двадцать раз теряла терпение, столько их было…
Клео де Мерод в сценическом костюме
Клео де Мерод в сценическом костюме
Эти воспоминания я ни в малейшей степени не претендую называть громким словом «мемуары», они получились очень неполными. Мне пришлось пожертвовать множеством происшествий и деталей, я не рассказала обо всех своих ролях, обо всех благотворительных концертах, в которых участвовала, не описала все города, где выступала, и не процитировала все статьи, что обо мне публиковали, все письма и стихи, какие мне писали. Если бы я взялась описывать все, что я сделала, прожила и прочувствовала, что узнала за многие годы насыщенной жизни, то и десяти томов не хватило бы.
Я знаю, что некоторые конечно же скажут, как когда-то сказал тот журналист, который сравнил меня с хитро улыбающейся маленькой, но умненькой девочкой: «Клео всегда всем довольна, она считает, что жизнь очаровательна, директора очаровательны, коллеги очаровательны, друзья очаровательны и прелестны. Она хвалит всех и всё». Это правда, я встречала в жизни в основном симпатию, привязанность и восхищение, все были главным образом очень добры и милы со мной. Почему я не могу об этом рассказать? Я жила в атмосфере добра и жизнерадостности, никогда не испытывала зависти, злобы и ненависти и глубоко жалела тех, у кого замечала эти чувства. Я могла быть эгоистичной, в той мере, в какой этого требовал инстинкт самосохранения, но могу сказать, что была очень далека от того всепоглощающего эгоизма, что толкает людей действовать лишь в свою пользу и за счет других. Наоборот, никто больше меня не восхищался и не аплодировал таланту, где бы он мне ни встречался.