«Клео де Мерод сделала из своего вальса самый целомудренный и романтичный рассказ о любви. Она кружилась, легкая и воздушная, в своем розовом платье… Затем в зале словно грянул гром. К рукоплесканиям хотелось добавить еще что-нибудь, какой-нибудь новый жест, что мог бы полнее выразить всеобщий восторг, который вызвало это волшебное выступление…»[298]
«Кто же эта элегантная дама в розовом? Да, это она, это Клео де Мерод! Прекрасная Клео, о которой ходят легенды, вновь появилась на сцене и самозабвенно кружится в вальсе… Громоподобная овация вознаградила ее за невероятную живость и легкость, за изящество и все еще юную грацию, за удивительную тонкость силуэта. Счастливая эпоха 1900-х годов, без забот, без горестей, без трудностей и страхов встает перед нашими глазами… Спектакль возрождает эту очаровательную эпоху, делая тех, кто жил в то беззаботное время, моложе на тридцать лет и заставляет молодых жалеть, что они ничего этого уже не увидят»[299]
.Другие строчки из разных статей: «Колетт, сидя на авансцене, смотрела, как танцует Клео де Мерод. „Совсем не изменилась, — сказала она. — Все так же мила, изящна и невинна“».
После успеха первого вечера я поняла, что вновь обрела прежний кураж на сцене. Мой успех вызвал во мне глубокую радость… и неожиданную. Начав свою карьеру с очень заметных дебютных выступлений в 1895 году, срывать овации и возгласы восхищения в 1934-м! Мне не на что жаловаться.
Стоя под сотней взглядов, восхищенных и радостных, как и прежде, слушая крики «браво» и сумасшедшие аплодисменты, которые знаменовали конец моей танцевальной карьеры, я думала о словах отца: «Не забывай, что рукоплескания толпы преходящи и что те же люди, которые сегодня тебя обожают, рано или поздно забудут тебя и предадут». Нет, моя публика никогда меня не предавала, никогда. Несмотря на смену эпох, моды, смену всего и вся, каждый раз, когда я выходила к ней, она всегда встречала меня с любовью.
Вместо послесловия
Как-то летним днем 1942 года я прогуливалась по берегу Крёза. Стоял прекрасный жаркий день, вокруг все зеленело и цвело, по синему небу бежали легкие мерцающе-белые облака. Я шла, погрузившись в спокойствие окружавшего меня пейзажа, так отличавшегося от тех ужасных событий, что происходили вокруг. Как и в 1914 году, я вынуждена была покинуть свой дом, опасаясь вражеского нашествия, которое на этот раз, увы, удалось: Париж был захвачен. Друзья посоветовали мне уехать и нашли прелестную деревушку, где я и поселилась в мире и спокойствии, ожидая окончания мрачных времен.
Какая разница между спокойной жизнью этого тихого городка и той, что я вела в Париже во время сезона в
После того выступления в «Ревю 1900» мне приходило много предложений от директоров парижских и иностранных театров, меня даже просили снова отправиться в турне по Америке, но я от всего отказалась. Успех 1934 года показал мне, что я все еще могу, не боясь, выступать перед публикой, этого мне было достаточно, и я предпочла на этом остановиться. Мне не хотелось вновь возвращаться на сцену, я считала, что, познав весь блеск и хмель театральной карьеры, уже могу отказаться от него без усилий. Моя жизнь была наполненной событиями и достаточно интересной, у меня были друзья и маленькие ученицы, дни проходили так насыщенно, что времени для сожалений просто не оставалось.
После того как я приняла это решение, прошло семь лет. В мир снова вернулась война, и вдалеке от дома и друзей, в тишине полей я терпеливо ждала, думая о тех, чья жизнь в это время превратилась в настоящий кошмар.
Клео де Мерод за книгой
Я шла уже долго, почувствовав небольшую усталость, села на траву, совсем близко к воде, среди кустов тростника. Я следила взглядом за струившейся водой, сверкавшей в солнечных лучах, за отражением небес и облаков, за медленным кружением листьев на глади реки. Вдруг отражения стали двигаться, собираться в картины, и перед моими глазами оживали изменчивые образы, словно перемешанные кадры из фильма, цветные светящиеся сценки из моей жизни, возникшие словно по волшебству.