«Вы даже не можете себе представить, милые друзья, как худо нашему бедному Эдуарду; язык у него темно-коричневый, а в глубине – почти черный; пульс у бедняжки слабеет с каждым часом… Он ничего не ест, только с трудом проглатывает шесть устриц и выпивает чашку молока… Долго он не протянет, я в этом уверена…
Только для Лоретты: Оноре уходит в полдень, возвращается в пять часов; прочитав газету, снова ускользает из дому и возвращается в десять вечера. Несмотря на то что Эдуард так плох, сынок и папаша оставляют меня одну. Оноре даже не понимает, как неприлично по два раза в день ходить в чужой дом. Он не понимает, что его хотят околпачить. Я предпочла бы находиться в ста лье от Вильпаризи. За последнее время он не написал ни строчки… Голова у него занята только одним, он не понимает, что, отдаваясь своему чувству с таким пылом, он скорее пресытится; но поведение его столь неосмотрительно, что он лишает себя возможности с честью выпутаться из этого положения в будущем. Я пыталась ему объяснить, что, несмотря на всю свою душевную тонкость и деликатность, я вынуждена поступать так, как поступаю. Напиши ему, быть может, он тебя послушает…»
{82}25 октября 1822 года Эдуард Малюс умер. Стараниями нотариуса Виктора Пассе оставшееся после него наследство было приведено в должный порядок. «Самоотверженный уход за безнадежно больным родственником и печаль по усопшему были оплачены наличными. Буржуазная мудрость обратила милосердие в капитал»
{83}, — пишет А. Моруа.А ведь Моруа прав: «буржуазной мудрости» не устаёшь удивляться. После того как семейство переехало в парижский квартал Марэ (дом № 7 по улице Руа-Доре), батюшка Оноре, ничтоже сумняшеся, составил договор, согласно которому отныне Бернару-Франсуа полагалось от родного сына сто франков
в месяц. За что, спросите? За кров и стол: «Господин Оноре сам будет оплачивать свечи, дрова и прачку; в годовую сумму – тысяча двести франков – входит только стоимость пропитания и жилища»{84}.Впрочем, винить батюшку не за что: Оноре сам настоял на подписании данного контракта. Жажда свободы и здесь взяла верх.
31 января 1823 года, через несколько месяцев после смерти юного Малюса, скончался верный друг Оноре – госпожа Саламбье, любимая бабушка. Надёжный союзник внука, она поддерживала его в литературных начинаниях и давала советы в сердечных делах. «Постарайся не писать больше такие мрачные книги,
– увещевала она Оноре, – рассказывай лучше о любви и делай это с приятностью… Ручаюсь тебе за успех, к тому же и сам исцелишься»{85}.Переехав на какое-то время в Париж, семья продолжала вспоминать просторный дом в Вильпаризи, в котором им жилось не так уж плохо. Всё чаще Бернар-Франсуа подумывал выкупить «уютное гнёздышко», и когда выпал удобный случай, сметливый батюшка выкупил его у Шарля Саламбье за десять тысяч франков. В середине 1824 года семейка вновь вернулась в Вильпаризи.
К огорчению г-жи Бальзак, Оноре категорически отказался возвращаться в провинцию. Сняв небольшую квартирку в доме № 2 по улице Турнон, он заявил, что «намерен работать до изнеможения», для чего ему якобы и требовалось одиночество. Однако мамаша быстро раскусила причину сыновьего упрямства.
– Я очень волнуюсь за нашего Оноре, – сказала она Бернару-Франсуа, узнав о решении сына. – Он просто будет принимать у себя госпожу де Берни. Наш сын хочет, чтобы ему никто не мешал…