Когда старый Кинугаса торопливой походкой бежит по токийской улице, полы его пальто нетерпеливо разлетаются в стороны, и издали его можно принять за молодого, начинающего поэта. Поравнявшись с ним, вы почувствуете его внимательный, добрый взгляд, — и не заметите ни морщин, ни слабых старческих пальцев. Душою слившись с будущим, он стал неподвластен времени, и в награду получил вечную молодость…

Бамбуковый меч

"Япония — это страна удивительной национальной чистоты. Здесь нет никого, кроме самих японцев!" — повторяют так многие.

Но до сих пор в Японии живут и древние айны, пришельцы из Австралии, ныне оттесненные на самый холодный, северный остров Хоккайдо. Они скорбно прячутся в его глубине, не видные и не слышные никому. Чистых айнов в наши дни насчитывается лишь пара тысяч…

Когда вы приезжаете на просторный остров Хоккайдо, на каждом шагу вам попадаются красноречивые знаки, легко принимаемые за следы живущих здесь айнов. Огромные изображения их возвышаются, красуясь, на перекрестках улиц. На стульях и скатертях выделяется плавный айнский орнамент, восходящий к протоавстралийскому лабиринту. И, наконец, на прилавках сувенирных лавок поблескивают грудой наваленные там деревянные айнские фигурки медведей и молитвенные палочки с завитками стружек. Нет лишь одного: самих айнов. На ступеньках магазинов вы очень скоро заметите молодых японцев, деловито вырезающих из дерева наивные айнские поделки…

Хотя длинные, непривычные японскому слуху географические названия раскиданы по всему острову Хоккайдо, — живые айны обитают лишь в нескольких городках, и нужно долго ехать на старом, обшарпанном поезде, чтобы добраться до них.

Состав везет маленький, закопченный паровоз. В его существование в стране скоростных поездов и юрких автомобилей трудно поверить, — но вагоны медленно движутся, а едкий дым ест глаза, влетая в раскрытые окна. За ними проплывают синие леса, пустынные поля и луга, столь нехарактерные для Японии, и трудно понять, в какой стране вы находитесь.

В конце пути ждет маленькая станция, и ржавые таблички точно укажут путь к резервации айнов, а из–за горы вскоре покажутся островерхие соломенные крыши их домов. Честно говоря, сами айны давно не живут в них, но их японские дома с бумажными стенами столь же бедны и неуютны, как и соломенные хижины.

У ворот резервации стоит сгорбленная старушка и продает маленькие коробочки, сплетенные из бересты. Синий и чистый айнский халат с нарядными узорами лабиринта висит на худых плечах неловко и жалко. Глаза ее — круглые и черные, кожа белая, и лицо кажется совсем европейским, если бы не широкие губы, исколотые синей татуировкой, покрывающей и щеки, и подбородок. За тысячелетия пути из жаркой Австралии кожа айнов успела побелеть, но свойственный народам Океании обычай татуировки не изменился, оказавшись тверже, чем кожа, и устойчивее, чем многолетние привычки. Есть ли сила, способная сокрушить невидимую мощь традиций?

Старушка говорила небольшой группке обступивших ее японских туристов:

— Такую коробочку я сплетаю за два дня, а продается она за две тысячи иен. Получается по тысяче иен на день. Это очень, очень мало! — она горестно качала головою.

От ворот тянулся ряд круглых, островерхих хижин, сплетенных из свежей соломы. Самая большая возвышалась в середине. В ней было сумрачно, а на земляном полу, подстелив тонкие циновки, сидели женщина и старик с огромной, иссиня–черной бородой.

В хижину то и дело входили новые посетители. Их нельзя было назвать бесцеремонными: жесты их и голоса были тихи и учтивы, — но и они вряд ли были приятны хозяевам. Лица айнов были усталы и безучастны.

Губы женщины были украшены татуировкой, и во мраке казалось, что на лице у нее выросли огромные, раскидистые усы. Должно быть, так возникло в средние века нелепое, существующее до сих пор представление о том, будто у айнских женщин, единственных в мире, вырастает борода. Даже в энциклопедиях можно иногда прочитать об этом…

Опустив голову, женщина ткала на грубом ручном станке, а старик вырезал деревянные фигурки порядком приевшихся уже медведей. Кончив ткать, айнка вынула из станка готовый узорчатый пояс для халата.

— Продай его мне! Я буду носить этот пояс на кимоно! — воскликнула стоявшая рядом японка средних лет, наблюдавшая за работой.

— Восемь тысяч пятьсот иен! — хмуро отрезала айнка.

— А ровно за восемь не уступишь ли?

— Нет!..

Японка обиженно замолчала.

— А я вот купила свисток в соседней лавке! — продолжала она. — Объясни, как свистеть! — И она вынула из сумочки деревянный свисток, в который дуют, дергая за тугой шнурок.

— А я не знаю! — бросила айнка.

— Дедушка! — обратилась японка к безмолвно сидящему старику. — Научи, как свистеть!

— Вот пусть вам объяснят это те, кто продал свисток! — ответил старик, не поворачивая головы.

Айны явно не хотели отнимать друг у друга скудный хлеб…

— Ну что, хозяйка, будет покупать пояс? — нахмурилась айнка и сделала движение рукой, словно собираясь убрать его.

— Да я и не знаю! — с досадой отвечала японка.