Барби. Часть 1 (СИ)

Забавно, подстраивая встречи с Ликозой, Скола не боялась отправиться с одним ножом в самые глухие и безлюдные переулки Унтерштадта, но опасалась подстраивать их свидания поблизости от рек и ручьев, встречавшихся в низинах, а также на берегу прудов. Не потому, что боялась воды — потому, что боялась рыбы. Когда-то, еще на первом круге, на занятиях по хиромантии она нагадала сама себе, что ее ждет смерть от рыбы и полагала, что ее, смертельно раненную, Ликоза может столкнуть в воду, на поживе тамошним обитателям.

Их вендетта тянулась полгода, тянулась до тех пор, пока одним прекрасным вечером они не столкнулись нос к носу здесь, в Чертовом Будуаре. Они бы с радостью схватились по привычке за ножи, но правила Будуара были строги — обнажившая здесь оружие или вспомнившая про старую обиду, легко могла быть отправлена головой вниз с парапета — такие случаи в его истории не были редкостью. Скрипнув зубами, они поздоровались друг с другом и даже начали беседу, что тоже требовало известной выдержки. Вспоминая старые добрые деньки, подшучивая друг на другом, делясь воспоминаниями, они сами не заметили, как трещина, зияющая между ними, сперва сгладилась, а потом как будто и заросла. Прямо на этом месте, посреди Чертового Будуара, Скола и Ликоза пошли на мировую и простили друг другу все обиды. Прижимистая обычно Ликоза даже угостила Сколу табаком из своей табакерки. Старая вражда была забыта к облегчению всех присутствующих, мир скреплен кровью.

А на следующий день Скола, сидя в любимом кабаке за кружкой пива, вдруг задергалась, точно припадочная, пуская пену изо рта и суча ногами. Самые сердобольные попытались помочь, должно быть, решили, что у нее приступ падучей или что-то вроде того. Самые осторожные мгновенно прыснули прочь — и не прогадали. Сколу внезапно начало пучить, ее живот надулся так стремительно и страшно, будто она влила в себя по меньшей мере бочку пива. Мало того, продолжал стремительно раздуваться. Корсет лопнул, не выдержав страшного напряжения, следом полопалась ее одежда, спустя минуту затрещала и кожа. Скола истошно визжала, катаясь по полу, силясь стиснуть стремительно распухающее пузо руками, но тщетно. Это было не проще, чем стиснуть руками прущую из бадьи опару.

Тут уже и самые сердобольные бросились бежать, но не все успели, потому что секундой позже Сколу разворотило так, будто в ее животе разорвалась пороховая граната. Когда посетители выбрались из-под столов, зажимая носы, обнаружилось, что весь кабак заляпан мертвой рыбой, сотнями пфундов мертвой, начинающей уже пованивать рыбы. Вот что распирало Сколу изнутри, вот что в итоге убило ее — блядская рыба.

Она недооценила Ликозу. В табаке, которым ее любезно угостила подруга, находилось семя демона, крохотное, как маковое зернышко. Проникнув через ее ноздрю, вызрев в ее нутре, согревшись ее кровью, демон выбрался на свободу и принялся за работу, для которой был предназначен.

Чертовски хитрый и ловкий ход. Ликоза могла бы праздновать победу, пожиная плоды своей изобретательности, кабы ни одно обстоятельство. Формально, смерть Сколы произошла за пределами Чертового Будуара, так что древние традиции неприкосновенности как будто бы и не были нарушены, с другой стороны, как ни крути, оружие, которое убило Сколу, было обнажено здесь, в Будуаре.

Случай получился запутанный, способный поставить в тупик даже маститых имперских законников из Магдебурга, не только шоблу юных ведьм, мнящих себя хранительницами этих чертогов. Еще три или четыре дня здешнее собрание бурлило, пытаясь определить степень вины, бурлило так, что дело едва не кончилось новой поножовщиной, теперь уже среди добровольных присяжных. Во избежание подобных случаев, чтобы восстановить добрые традиции Чертового Будуара, было решено признать Ликозу частично виновной. Ее не убили, не скинули с парапета, как прочих, только лишь ослепили и отрезали пальцы — не самое суровое наказание за нарушение старых традиций.

Барбароссе хватило одного быстрого взгляда, чтобы понять, какая публика собралась в Чертовом Будуаре нынче днем. Ее наметанный глаз быстро выхватывал из пестрого месива платьев, дублетов и плащей отличительные детали, позволяющие мгновенно опознавать здешних сук, сортируя по группам и категориям. Лучше, чем если бы над головой каждой из них висел сверкающий герб.

Броши в виде медных дубовых листьев на лацканах — знак принадлежности к ковену «Вердамте-Айх». Почтенный и уважаемый в Броккенбурге ковен с двухсотлетней историей, не претендующий на членство в Большом Круге, но способный постоять за себя и сурово взыскивающий обиды. Его сестры молчаливы и замкнуты, не ищут ни игр, ни разговоров, ни ласк, но держаться с ними лучше осторожно, они не из тех, что откладывают месть в ящик с рукоделием.