Барби. Часть 1 (СИ)

— Табак с тыквой?

— Табак, тыква, марокканский гашиш, — Бригелла улыбнулась, рассеивая ладонью ароматный дымок перед лицом, — Согревает сердце лучше, чем это паскудное бледное солнце.

Предложение выглядело вполне искренним, но Барбаросса благоразумно помотала головой. Не хватало еще глотнуть яда из потайного отделения в трубке — спасибо, проходили мы эти фокусы, хоть и не на лекциях в университете…

— Ну, как знаешь, сестрица. Я, как девственница, дважды не предлагаю.

Барбаросса едва не фыркнула. Вот уж на кого Бригелла не была похожа, так это на девственницу.

Манера одеваться в «Камарилье» всегда была несколько кичливая. Подражая ландскнехтам и бродячим миннезингерам, «шутовки» стремились разодеться роскошно и пестро, точно бросая вызов холодной строгости Броккенбурга, но роскошь эта была своеобразного, зачастую откровенно странного свойства. Плундры, украшенные щегольскими разрезами на всю длину, зачастую шились не из бархата, а из дешевого бомбазина по грошу за четверть руты, приталенные модные табарды при ближайшем рассмотрении оказывались украшены многочисленными заплатами и обильно прожжены окурками, а броши и подвески изготовлены из столь фальшивого золота, что это выглядело откровенно нелепо — даже в бедных ковенах избегали украшать себя подобным образом.

А еще эти их маски… Маски были еще одной дурацкой традицией «Камарильи Проклятых», за которую они держались крепче, чем фехтовальщик за свою рапиру. Фарфоровые, деревянные, металлические, из папье-маше, некоторые из этих масок выглядели элегантными и даже изысканными, другие — откровенно дурацкими или пугающими, очень уж странные гримасы на них были изображены. Иные из них Барбаросса даже научилась узнавать — Арлекина, Пульчинелла, Фантеска, Пьеретта, Скарамуш, Ковьелла… Котейшество как-то сказала, что все эти маски не выдуманы ими, а взяты из какого-то старого итальянского театра, название которого вылетело у Барбароссы из головы.

Это тоже было отражением их философии, столь туманной и витиеватой, что по сравнению с ней даже схоластические труды средневековых алхимиков могли бы показаться легким чтивом из порнографических журнальчиков Холеры. В отличие от прочих ковенов, помешанных на пополнении своих рядов самыми сильными ведьмами, «Камарилья» никогда не задавалась такой целью. Она собирала в себе разнообразный сброд, слишком гордый, чтобы примкнуть к прочим, слишком независимый, чтобы оставаться в Шабаше, всегда слишком бестолковый и разрозненный, чтобы представлять собой хоть какую-нибудь силу.

У них не было главы ковена — сам черт не разобрал бы, как им удается поддерживать хотя бы подобие порядка в своих рядах. У них не было собственного замка — логовом им служили руины Пьяного Замка в Унтерштадте. У них не было и кодекса чести — просто потому, что их представления о чести были хаотичны и зачастую непонятны им самим. Некоторые и вовсе не считали их ковеном, лишь кучкой оборванок, удерживаемых вместе общими пороками и круговой порукой, сборищем никчемных фиглярок, мнящих себя вольными поэтессами, но только потому, что это давало им возможность свободно причащаться всеми известными в Броккенбурге пороками.

«Камарилья Проклятых» не чуралась никаких развлечений. Кичась своими декадентскими нравами, «шутовки» курили дорогой табак и пили дешевое вино, устраивали безумные балы, часто заканчивающиеся макабрическими оргиями, употребляли в пугающих количествах любые пьянящие зелья, которые только можно было раздобыть в Броккенбурге, и сочиняли поэмы, безобразные и восхитительные одновременно. Вечно пьяные, беспечные, относящиеся к жизни с легкомысленностью разбойников из Тевтобургского леса, они шлялись где хотели и охотно участвовали во всех авантюрах, которые учинялись поблизости.

Когда-то, едва узнав о «Комарилье», Барбаросса не могла взять в толк, отчего более сильные ковены не покончат с этим недоразумением, порочащим само звание ведьмы. Отчего «батальерки», «бартианки», «волчицы», «воронессы», «униатки» и «флористки» не растерзают беспечных «шутовок», раз и навсегда поставив этих паяцев на место?

Потом сообразила и сама, несколько раз поучаствовав в их кутежах и получив богатую пищу для размышлений. Пусть «Камарилья» и не была грозной силой в университете, не пытаясь тягаться со старшими ковенами и никогда не претендуя на место в Большом Кругу, в ее рядах, среди пьяниц, гуляк и дебоширов, обреталось на удивление много опытных бретёрок, умеющих помахать рапирой и не спускавших никому оскорблений. Оттого «шутих» старались особо не цеплять, да и те обыкновенно не лезли в чужие свары. Погрязшие в удовлетворении собственных похотей, восславляющие искусство во всех его формах, обыкновенно самых беспутных и никчемных, они редко причиняли серьезное беспокойство окружающим.