Барби. Часть 1 (СИ)

Барбаросса машинально оценила общую диспозицию. Трое или четверо ведьм, устроившись в дальнем закутке, бросали кости. Вяло, без особого интереса, чувствовалось, что серьезных ставок сегодня нет, а без ставок — не игра. Несколько таких же группок расположилось на циновках по центру, развернув пухлые тетради и вполголоса переговариваясь между собой. Понятно, пытаются наверстать то, что не успели сделать за день. Еще более скучное занятие. Прочие как будто не искали компании, прогуливались поодиночке или парами, о чем-то болтая, смеясь или сосредоточенно изучая облака.

Барбаросса закрутила головой. Все эти шалавы сейчас не представляли для нее интереса. Не ради них она и забралась так высоко на блядскую гору, рискуя отморозить себе придатки. Не ради них, а ради…

Какого хера? Куда подевались все «шутовки»? В Будуаре почти всегда ошивался кто-то из «Камарильи Проклятых», дежуря здесь, точно на посту. Это и был их пост, один из постоянных постов вблизи университета. Где еще можно погреть уши в чужих разговорах, переброситься в карты, продать тайком из-под полы пару ампул «серого пепла»? «Шутовки», эти беспокойные чертовки, всегда находились в гуще событий, и неважно, каких — балов-маскарадов, массовых оргий или кровавых схваток, они просто возникали сами собой там, где скапливалось какое-то количество ведьм.

«Шутовку» она обнаружила лишь полуминутой спустя. Удивительно, как человек в столь пестром облачении, носящий поверх лица театральную полумаску, может скрываться на фоне голого камня, находясь при этом у всех на виду, наверно, это было какой-то тайной наукой «Камарильи Проклятых», которую они хранили внутри своего круга. Как бы то ни было, Барбаросса заметила «шутовку» лишь после того, как та призывно махнула ей рукой. Беззаботно устроившись на куске отвалившейся каменной кладки, она курила длинную тонкую трубку, пуская в небо колечки и, как и все из их братии, выглядела при этом настолько расслабленной, будто восседала на удобном кресле у себя в гостиной.

Барбаросса махнула в ответ, еще не успев разглядеть, что за маска надета на той, а

разглядев, стиснула зубы, чтобы прикусить кончик языка, по которому уже юркими чертенятами метались ругательства.

Не разноцветная маска Коломбины из ярких лоскутов с изящной оторочкой из перьев и кружев. Не раззолоченная маска Арлекина с кокетливыми бубенцами. Не длинноносая, похожая на хищного москита, маска Скарамуша.

Другая, уже виденная ею прежде и хорошо знакомая. Черная полумаска с тяжелыми надбровными дугами, выпирающими скулами и немного раскосыми глазами, придающими лицу вечно насмешливое, сардоническое выражение.

Во имя сорока тысяч трахнутых сабинянок, кажется, сегодня сам Сатана вздумал раздавать карты! Дохлый гомункул, неудача в Эйзенкрейсе, постыдный проигрыш в Руммельтауне, обман Кузины, теперь вот это…

Никто точно не знал, сколько ведьм в «Камарилье Проклятых», уж точно больше положенных по традиции тринадцати душ, иные утверждали, что не меньше двух дюжин. Но по стечению дьявольских обстоятельств она столкнулась в Чертовом Будуаре именно с той, которую хотела бы сейчас встретить меньше всего.

Вот уж чье личико она бы охотно не видела — по меньшей мере, до конца года.

Вальпургиева ночь, знаменующая переход на новый круг обучения, обладает свойством стирать многие старые обиды, а между ней и Бригеллой имелись в прошлом некоторые разногласия, не успевшие как следует затянуться. Пусть не серьезные, из числа тех, которые выясняются при помощи ножей, но…

Барбаросса машинально стиснула кастет под тонкой подкладкой дублета. Глупо думать, будто Бригелла ищет драки, особенно тут, в Будуаре, да и махнула она как будто бы вполне искренне, но осторожности терять не следовало. «Шутовки» из «Камарильи» не отличались безоглядной звериной жестокостью, как чертовы «волчицы» из «Вольфсангеля», они вообще чурались выяснения отношений на кулаках, изображая из себя миннезингеров, поэтесс и художниц, брезгующих славными традициями Броккенбурга. Но списывать со счетов их злопамятность явно не стоило. Здесь, говорят, даже камень в мостовой помнит все нанесенные ему за последние двенадцать веков обиды…

— Привет, Бригелла.

— Здравствуй… Барбаросса.

Второе слово она произнесла с небольшим опозданием. И хоть пауза эта была вполне естественной, вызванной необходимостью выпустить дым из легких, Барбароссу она уколола. На миг показалось, что изо рта Бригеллы вот-вот вырвется другое имя. Ее прежнее имя, которое она оставила, сделавшись Барбароссой, но которое все еще отлично помнили многие в Броккенбурге. Она сама охотно бы его забыла, кабы то не подстерегало ее, выныривая всякий раз из отражения в зеркале, точно злокозненный дух.

— Располагайся, — Бригелла небрежно кивнула в сторону груды камней, точно это была россыпь подушек в каминной зале, — Угостить табачком?

Она курила вересковую трубку с длинным чубуком, такую изящную, что походила на музыкальный инструмент — флейту-пикколо или какую-нибудь другую херню в этом роде. Дымок из нее доносился соблазнительный — что-то сладкое, душистое, приятно терпкое.