Башня у моря

– Исключено! – категорически заявил дядя Дэвид, опережая меня. – Хватит трепать имя нашей семьи в судебных скандалах. Томас, мне кажется, я должен призвать тебя к здравомыслию. Очевидно, что Нед решил жениться, и даже если суд назначит ему опекуна, ничто не помешает ему сбежать в Шотландию и жениться без чьего-либо разрешения в Гретна-Грин.

– Прекрасно! – воскликнул дядя Томас, сильно возбудившийся к этому времени. – Признаю свое поражение! Но если бы судьба Неда беспокоила тебя так же, как меня, ты бы горой встал против этого идиотского брака!

– Дядя Томас, вы высказали свою точку зрения. Я вам благодарен за заботу, как и дяде Дэвиду за то, что он выступает против любых действий, которые привели бы к новому скандалу. Надеюсь, вы оба приедете ко мне на свадьбу пятого декабря.

– Ты юный идиот, – проворчал дядя Томас. – Думаешь, тебя ждет блаженство до самой могилы? Это глупо.

– Послушайте, дядя Томас, – терпеливо объяснил я, – неужели вы полагаете, что кто-то здесь верит, будто брак гарантирует счастливую жизнь до гробовой доски?

Но дядя Томас был слишком расстроен и не ответил, а дядя Дэвид заявил, мол, прискорбно, когда молодой человек моего возраста настолько циничен.

3

– Лучше бы ты подождал, дорогой, – посетовала Нэнни. – Жениться – это тебе не воды напиться.

– Хватит! – отрезал я.

– Не знаю, что думает твоя мать, разрешая тебе это.

Я промолчал.

– Ты изменился, – пробормотала она и вдруг перестала быть Нэнни, а превратилась в неуверенную маленькую женщину средних лет, спрятавшуюся от мира за стенами детской.

– Я все такой же, Нэнни, – возразил я, целуя ее, но понимал – она права. – Не знаю, почему все твердят, что я слишком молодой, – сказал я позднее Керри. – Иногда я чувствую, что мне не меньше тридцати. Да я даже не помню, что такое быть ребенком. Детство – оно где-то далеко.

Детство и правда казалось далеким, когда я смотрел в зеркало. Я к этому времени вырос до шести футов и одного дюйма, и плечи у меня достигли соответственной ширины. Я все еще оставался слишком тощим, но, по крайней мере, глядя в зеркало, не напоминал себе фонарный столб. Кожа у меня очистилась. Волосы, имевшие все еще грязноватый цвет, теперь радовали глаз, образуя густые баки, и я питал надежду, что даже и цвет их со временем улучшится. Я не был таким красивым, как мой отец, и, вероятно, никогда не стану, но, по крайней мере, выглядел неплохо.

– Я чувствую себя такой же взрослой, как и ты, – призналась Керри и добавила, вздохнув: – Видимо, вдали от дома растешь быстрее.

– Ты уверена, что не хочешь венчаться в Бостоне? – Я все время волновался, не тоскует ли она по дому.

– Нет, если мама с папой и сестренки приедут, то я бы предпочла ирландскую свадьбу в Кашельмаре. Ведь здесь будет мой дом, правда? К тому же если я выйду замуж в имении, то все в долине познакомятся со мной, когда присоединятся к празднику.

Эта точка зрения, к несчастью, вызвала новые споры с моей матерью, которая настаивала, что список гостей должен быть ограничен близкими родственниками и местными джентри.

– Почему такие ограничения? – удивился я. – Зачем замалчивать нашу свадьбу, будто ты ее стыдишься? У Керри будет наилучшая свадьба, какой может желать девушка.

Мать больше не стала возражать против гостей, но тут же возразила против празднования свадьбы в Клонарине.

– Куда как пристойнее праздновать в Голуэе, – объяснила она.

– Я хочу, чтобы обряд совершил отец Донал.

Мне нравился отец Донал, который считал самым естественным делом в мире мое желание стать католиком и говорил мне о моей новой вере именно то, что я хотел услышать. Тетя Маделин постоянно твердила о догмате – навевала такую скуку, что я чуть не плакал, а отец Донал рассказывал о литургическом годовом цикле, различных видах мессы и даже составил для меня список правил, чтобы я знал, когда полагается зажигать свечу, когда читать новенны, когда коленопреклоняться. Лучшее в католицизме (несмотря на его пышную мистику, цветастость и помпезность) – это его практичность, насыщенность правилами применительно не только к каждому религиозному положению, но и к повседневной жизни. Мне нравилась идея правил, которым ты должен подчиняться, – вероятно, из-за того, что я так долго жил беспорядочной жизнью, но независимо от причины мне были близки принципы католической церкви, и я только огорчался, что не открыл их раньше.

Первое причастие я принял шестнадцатого ноября, и, хотя пригласил на него мать, она отказалась прийти.

– Я буду на твоем венчании, – заявила она, – но в остальных случаях с моей стороны было бы некорректно заходить в любую церковь, будь то протестантская или католическая. Я бы чувствовала себя лицемеркой, а мне не хочется лишний раз думать о том, что я отлучила Максвелла от его церкви.