Но люди отправляются на войну не ради боли и ужаса; никто не станет добровольно искать смерть. Значит, рыцари должны быть готовы защищать себя и других? Так говорил сэр Деорнот, а Деорнот не казался Саймону человеком, который станет сражаться без цели или с радостью. А что однажды сказал доктор Моргенес о великом Камарисе? Камарис дул в свой знаменитый боевой рог Селлиан не для того, чтобы призвать помощь или покрыть себя славой, но чтобы враги знали: он приближается и они еще могут бежать. Моргенес не раз писал в своей книге, что Камарис не получал удовольствия от сражений, а боевое мастерство являлось для великого воина бременем и приводило к тому, что враг на него нападал и ему приходилось убивать, чего он совсем не хотел.
Горстка снега сорвалась с ветки, словно была живой, легко миновала толстый шарф и оказалась у Саймона за шиворотом. Он жалобно вскрикнул и тут же огляделся по сторонам, надеясь, что его спутники не услышали детского звука, который он издал. Однако никто на него не смотрел; казалось, внимание всех было приковано к серебристо-серым холмам и мрачным темным деревьям.
Так что же лучше? Бежать от войны или попытаться стать очень сильным, чтобы никто не смог причинить тебе вред? Моргенес говорил, что именно такие проблемы приходится решать королям и достойные монархи просыпаются из-за них по ночам, когда их подданные спят. Саймон выказал неудовольствие столь невнятным ответом, но доктор лишь печально улыбнулся.
«
Саймон не думал о том, что сказал доктор, — до этого момента.
— Слудиг. — Голос Саймона прозвучал неожиданно громко, когда он прервал долгое молчание.
— Что? — спросил Слудиг, обернувшись.
— Ты хотел бы жить в мире, где нет сюрпризов? Ни плохих, ни хороших?
Некоторое время риммер молча на него смотрел.
— Не говори глупости, — проворчал он и отвернулся, прижав колени к бокам лошади, чтобы заставить ее обогнуть валун, торчавший посреди сугробов.
Саймон пожал плечами. Хотвиг, который также обернулся, внимательно взглянул на Саймона, но ничего не сказал и снова стал смотреть вперед.
Однако эта мысль никак не уходила. Искательница продолжала неспешно шагать вперед, а Саймон вспомнил свой недавний сон — поле, заросшее травой такого одинакового, ровного цвета, что она казалась нарисованной, а небо выглядело холодным и неизменным, точно гончарное изделие, и весь ландшафт — вечным и мертвым, как камень.
Сначала они услышали музыку, высокую, пронзительную мелодию, которая с трудом пробивалась сквозь вой ветра. Когда они спустились по склону и оказались перед долиной в форме чаши, посреди которой стояла Сесуад’ра, то увидели маленький костер, горевший на краю большого озера. Маленькая округлая фигурка, одетая в тени — силуэт на фоне пламени, — сидевшая рядом с огнем, опустила костяную флейту.
— Мы услышали твою игру, — сказал Саймон. — Почему тебя не беспокоит, что она может привести к тебе кого-то с дурными намерениями?
— У меня надежная защита. — Бинабик слабо улыбнулся. — Значит, вы вернулись. — Он казался спокойным, словно даже мысль о тревоге его не посещала. — Никто из вас не пострадал?
— Никто. Бинабик, мы в порядке. Часовые Фенгболда старались держаться поближе к кострам, — ответил Саймон.
— Я поступаю так же, — сказал тролль. — Взгляните вон туда, там появились плоскодонки. Вы предпочитаете отдохнуть и согреться или хотите сразу подняться на холм?
— Пожалуй, нам следует поскорее сообщить новости Джошуа, — решил Саймон. — Фенгболд привел около тысячи человек, Хотвиг говорит, что половина из них — наемники-тритинги.