Ликимейя поставила кувшин, вытерла пальцы о сапоги — на них осталось большое пятно — и встала. Теперь она стала еще более чуждой и вызывавшей тревогу.
— Значит, мы договорились, — сказала она. — Когда наступит третье утро после сегодняшнего вечера, мы поскачем к Юджин э-д’а Сикхуней. — В свете сфер казалось, что ее глаза испускали собственное сияние.
Эолейр не мог долго выдерживать ее взгляд, но любопытство победило.
— Прошу прощения, госпожа, — сказал он. — Надеюсь, мои слова не покажутся вам невежливыми. Могу я спросить, что вы сделали со своим лицом?
— Это пепел. Пепел скорби. — Она издала странный глухой звук. — Ты не сможешь понять, смертный, но я все равно тебе отвечу. Мы отправляемся на войну с хикеда’я.
Несколько мгновений Эолейр пытался понять, что это значит, но тут заговорил Джирики.
— У ситхи и норнов общая кровь, граф Эолейр, — заговорил он тихо и печально. — Но нам придется с ними сражаться. — Он поднял руку и сделал жест, как если бы тушил свечу — быстрое движение и покой. — Нам предстоит убивать членов своей семьи.
По дороге обратно Мегвин молчала. И только после того, как показались наклонные крыши Таига, заговорила.
— Я отправлюсь с тобой. Я хочу увидеть, как воюют боги.
Он отчаянно потряс головой.
— Вы останетесь здесь, с Краобаном и остальными.
— Нет. Если ты меня не возьмешь, я все равно последую за тобой. — Ее голос стал спокойным и уверенным. — И в любом случае, Эолейр, что вызывает у тебя такой страх? Я ведь не могу умереть дважды. — Она рассмеялась слишком громко.
Эолейр принялся с ней спорить, но она твердо стояла на своем. Наконец, в тот момент, когда он уже начал терять терпение, ему в голову пришла новая мысль.
Но ведь ей будет угрожать опасность. Он не мог позволить ей так рисковать. Однако и остановить был не в силах, даже если не возьмет с собой — безумная или нет, она была едва ли не самой упрямой жительницей Эрнисдарка, дочерью Ллута. Боги, неужели он проклят? Стоит ли удивляться, что он мечтал о жестокой простоте сражения.
— Мы поговорим позднее, — сказал он. — Я устал, Мегвин.
— Никто не может устать в таком месте. — В ее голосе появились нотки триумфа. — Я беспокоюсь из-за тебя, Эолейр.
Саймон выбрал открытое, хорошо освещенное место возле внешней стены Сесуад’ры. Сегодня солнце ярко сияло на небе, хотя было ветрено, и они с Мириамель надели плащи. И все же было приятно сбросить капюшон и почувствовать солнце на шее.
— Я принес немного вина. — Саймон достал из заплечного мешка мех и две чашки. — Санфугол сказал, что оно хорошее, из Пердруина. — Он нервно рассмеялся. — Почему там оно лучше, чем в другом месте? Виноград есть виноград.
Мириамель улыбнулась. Она выглядела усталой: под зелеными глазами лежали тени.
— Я не знаю, — ответила она. — Может быть, там его иначе выращивают.
— На самом деле это не имеет значения. — Саймон аккуратно наполнил вином сначала одну чашку, потом вторую. — Я до сих пор не уверен, что вино мне нравится, — Рейчел не позволяла мне его пить. Кровь Дьявола, так она его называла.
— Госпожа горничных? — Мириамель скорчила гримасу. — Отвратительная женщина.
Саймон протянул ей чашку.
— Я раньше думал так же. У нее определенно тяжелый характер. Но, наверное, она старалась сделать мою жизнь лучше. А я всячески сопротивлялся. — Он поднес чашку с вином к губам и почувствовал на языке его горечь. — Интересно, где она сейчас? Все еще в Хейхолте? Я надеюсь, что с ней все в порядке и она не пострадала. — Он улыбнулся: подумать только, какие чувства он испытывает к Драконихе! Саймон посмотрел на Мириамель. — Я уже немного выпил. Разве мы не должны сначала что-то сказать, произнести тост?
Мириамель с серьезным видом подняла чашку.
— За твой день рождения, Саймон.
— И за ваш, принцесса Мириамель.
Некоторое время они сидели и молча пили вино. Ветер гнул стебли травы, его направление менялось — и возникало ощущение, будто огромный невидимый зверь беспокойно ворочается во сне.
— Завтра начнется Раэд, — сказал Саймон. — Но я думаю, Джошуа уже решил, что делать дальше.
— Он пойдет в Наббан. — В ее голосе Саймон услышал горечь.
— А что не так с его решением? — Саймон потянулся к ее опустевшей чашке. — Это начало.
— Неправильное начало. — Она посмотрела на его руку, когда брала у него чашку, и Саймон смутился. — Извини, Саймон. Просто мне не нравятся некоторые вещи. Очень
— Я готов вас выслушать, из меня получится хороший слушатель, принцесса.
— Перестань называть меня
— Конечно… Мириамель. — Он вздохнул. — Но мы ведь и сейчас друзья?