— Это очень длинная история, Сеоман, — возможно, самая длинная из всех, что рассказывает наш народ, за исключением побега из Сада и путешествия через черные моря в вашу страну. — Она переместила пальцем один из камней шента. — В те времена Утук’ку и ее муж правили всеми выходцами из Сада и являлись хранителями рощ Ежегодного танца. Когда их сын влюбился в Ненаис’у, дочь Дженджияны и ее мужа Инитри, Утук’ку категорически возражала против их брака. Родители Ненаис’у не принадлежали к клану зида’я — хотя в те далекие времена он носил другое название. Кроме того, они считали, что смертные, появившиеся здесь после Садорожденных, имеют право тут жить, если они не воюют с нашим народом.
Адиту выстроила новое сложное сочетание камней на доске.
— Утук’ку и ее клан считали, что смертных следует заставить уйти обратно через океан, а тех, кто откажется, уничтожить — так смертные крестьяне давят насекомых, которые появляются на их полях. Но из-за того, что два великих клана и другие, меньшие, состоявшие в союзе с одним или другим, разделились поровну, даже тот факт, что Утук’ку являлась госпожой клана Ежегодного танца, не позволил ей навязать свою волю остальным. Понимаешь, Сеоман, у нас никогда не было «королей» и «королев», как у смертных.
Так или иначе, Утук’ку и ее муж пришли в ярость из-за того, что их сын женился на женщине, которая принадлежала к клану, любившему смертных. Когда Ненаис’у погибла, Друкхи обезумел и поклялся, что убьет всех смертных, которых только сможет найти. Мужчины клана Ненаис’у пытались его остановить, хотя и их наполняли гнев и скорбь. Когда собрали Ясиру, Садорожденные не смогли прийти к единому мнению, но многие опасались того, что произойдет, если Друкхи останется без контроля, а потому приняли решение ограничить его свободу, чего никогда прежде не случалось по эту сторону океана. — Адиту вздохнула. — И он не выдержал, сказалось его безумие, ведь он стал пленником собственного народа, в то время как убийцы его жены остались безнаказанными. Друкхи умер.
История Адиту увлекла Саймона, хотя он видел, что она вызывает у ситхи печаль.
— Он покончил с собой? — спросил Саймон.
— Не так, как ты думаешь, Саймон. Друкхи просто перестал жить. Когда его нашли мертвым в пещере Си’иньян’дре, Утук’ку и Экименисо увели свой клан на север, поклявшись, что больше никогда не станут жить с народом Дженджияны.
— Но сначала все пришли на Сесуад’ру, — сказал Саймон, — в Дом Прощания, и там заключили договор. Я видел во время моего бдения в Обсерватории.
Адиту кивнула.
— Из твоего рассказа следует, что тебя посетило истинное видение прошлого.
— Именно по этой причине Утук’ку и норны ненавидят смертных? — спросил он.
— Да. Но они также начали войну с первыми смертными в Эрнистире задолго до того, как Эрн дал имя этой земле. В том сражении погибли Экименисо и многие хикеда’я. Так что у них имелись и другие обиды.
Саймон сидел, обхватив руками колени.
— Я не знал. Моргенес, Бинабик или кто-то другой сказали мне, что сражение при Кноке было первым, в котором смертные убивали ситхи.
— Ситхи, да — зида’я. Но народ Утук’ку сражался со смертными несколько раз до того, как через западное море приплыли их корабли, и все изменилось. — Она опустила голову. — Теперь ты понимаешь, — закончила Адиту, — почему мы, Дети Рассвета, не говорим, что кто-то выше кого-то другого. Для нас подобные слова означают трагедию.
Он кивнул.
— Думаю, я понял, — сказал Саймон. — Но у нас все иначе, Адиту. Существуют правила насчет того, кто с кем имеет право заключать брак. Принцесса не может стать женой безземельного рыцаря, в особенности если прежде он был поваренком.
— Ты видел эти правила? Они хранятся в одном из ваших святых мест?
Он скорчил гримасу.
— Ты понимаешь, что я имел в виду. Ты должна послушать Камариса, если тебе интересно, как действуют наши законы. Он знает все — кому полагается склонять голову перед кем, какие цвета следует носить в определенные дни… — Саймон грустно рассмеялся. — Если я когда-нибудь спрошу его, можно ли мне жениться на принцессе, я думаю, он отрубит мне голову. Но проявит сострадание. И ему это совсем не понравится.
— О да, Камарис. — Казалось, Адиту собралась сказать что-то важное. — Он… странный. Думаю, он видел очень много.
Саймон внимательно на нее посмотрел, но не сумел уловить скрытого смысла за ее словами.
— Так и есть, — кивнул он. — У меня сложилось впечатление, что он намерен научить меня военному искусству и правилам рыцарства до того, как мы доберемся до Наббана. И все же мне не стоит жаловаться. — Саймон встал. — Скоро стемнеет, и мне нужно идти к нему. Он собирался показать мне, как пользоваться щитом… — Саймон замолчал. — Спасибо, что поговорила со мной, Адиту.
Она кивнула.
— Не думаю, что мои слова тебе помогут, но я надеюсь, что ты перестанешь быть таким печальным, Сеоман.
Он пожал плечами и поднял с пола плащ.
— Подожди, — сказала она, вставая. — Я пойду с тобой.
— Чтобы увидеть Камариса? — спросил он.
— Нет. У меня другое дело. Но я немного с тобой пройдусь, а потом наши пути разойдутся.